– С вами поговорить хотят, – сказал один из лбов в ухо Толмачеву. – Не желаете с нами пройти?
– Конечно, не желаю, – вздохнул Толмачев. – Но особенного выбора у меня, как понимаю, нет.
– Точно, – сказал лоб. – Нет выбора. Поднимаемся и тихонько линяем. И улыбаемся!
– А расплатиться? – полез в карман Толмачев.
– Дед заплатит, – кивнул на старичка лоб.
Поднялись. Один юноша Толмачева за талию прихватил, совсем по-приятельски, и замурлыкал бессвязно. Выходя на лестницу, Толмачев покосился на шумный и дымный зальчик бара. Алкаши быстро поднимались из-за стола.
Ресторан внизу уже закрыли, мордатый швейцар в гардеробной зевал так, словно хотел проглотить два ряда вешалок.
– Михалыч надолго загудел? – спросил он у Толмачева и кивнул вверх, на дверь бара.
– Наверное, надолго, – сказал Толмачев. – Так что можешь спать спокойно, дружище.
На улице лбы подхватили Толмачева под руки и потащили в ночь, через лужи. Рыкнул мотор, тормознула рядом вместительная иностранная тачка. Толмачева запихнули на заднее сидение, лбы уселись с двух сторон. Тачка рванула с места, и в последний момент Толмачев заметил, как под козырек ресторана торопливо выскочили «голубые». Потом к лицу прижали тряпку с сильным эфирным запахом, и Толмачев почти мгновенно уснул.
Очнулся от того, что машина стояла. Впереди, в свете фар, фигура в блестящем дождевике открывала решетчатые ворота. Голова разламывалась, и Толмачев против воли застонал.
– Потерпи, – миролюбиво сказал один из лбов. – Отходняк всегда такой – ломовой. Сейчас попьешь – все пройдет.
Ворота раскрылись, машина въехала в темный, густо заросший кустарником, двор.
– Где мы, если не секрет? – спросил Толмачев.
– Далеко… Километров сто от Москвы. Вываливайся – ждут!
Через узкую веранду они вошли в обычную дачную хижину – две комнаты, деревянная лестница на чердак, разнокалиберная мебель, лампа под старинным розовым абажуром. С хлипкого дивана поднялся сухопарый мужичок. Лицо невыразительное, как монета.
– Благополучно доехали? – спросил.
– Вроде, нормально, – пожал широченными плечами один из сопровождающих, – Тачку меняли, как было велено. Мимо гаишников проехали без задержки. Не тормозили. Раз пять останавливались, осматривались. Никто не нагонял.
– Свободны, – сказал сухопарый. – Посидите на веранде. И не расслабляйтесь. От Николая Андреевича можно всяческих сюрпризов ожидать. Можно ведь, Николай Андреевич?
– Куда мне, – отмахнулся Толмачев. – К тому же голова болит – просто разламывается. Вы что, не могли пригласить более безболезненным способом?
– Могли, – усмехнулся сухопарый. – Но в Москве много любопытных на постах ГАИ. Вы бы еще начали шуметь… А так – все нормально, везут ребята пьяного приятеля.
Он протянул Толмачеву бокал с желтоватой жидкостью и запахом апельсина. Толмачев выпил и через минуту почувствовал, что боль постепенно проходит.
– Поговорим? – спросил сухопарый.
– Поговорим, – согласился Толмачев. – Но мы в неравном положении. Вы меня знаете, а я вас – нет.
– Зовите Иваном Ивановичем. Нормальное имя.
Сухопарый походил по комнате, посмотрел в мокрое окно.
– Отвратительная погода, – сказал, передернувшись. – На юге сейчас чудесно – тепло, сухо, гранат вовсю цветет. А что вы на юге делали, Николай Андреевич?
– Работал… Что еще делать в командировке. Ну, пиво иногда ходил пить. Только там оно плохое. Вода, по-моему, слишком минерализованная. На пиво не годится. Вот в Моравии, например…
