– То, что предлагает наш юный друг, и есть информационная диверсия. С помощью программы Гоги можно раздеть любой банк до трусов при возможности войти в сеть учета и ведения операций.
– Так, – почесал переносицу Шаповалов. – А в группе мониторинга могли до этого додуматься?
– Уже додумались, – буркнул Гога. – Только насчет петельки не сообразили. А без нее останутся следы. Им проще, в мониторинге. Они в сеть врезаются и пасутся.
– А ты, значит, не пасешься? – прищурился Шаповалов.
– Не дают, козлы! – огорченно сказал Олейников.
– Какая жалость… Набросайте предложение насчет банка и трусов. Коротко и внятно. Без петелек и прочей ерунды. Чтобы даже я понял. Полчаса хватит? Заодно и покажу полковнику. Может, наш вариант продвинет операцию. Чем черт не шутит…
Гога подождал, пока за начальником закроется дверь, и сказал:
– Вот хороший он, Борис Викторович, душевный. И ученый, и экономист. А компьютера боится. Я уже заметил, Николай Андреевич, что все старики боятся компьютеров. Тут наблюдается психологическая детерминация, а вовсе не возрастная. Если…
– Кончай трепаться, – одернул его Толмачев. – Мне тоже не двадцать лет. Так что без намеков! Давай работать…
Олейников упал за клавиатуру – писать, а Толмачев встал за его спиной – редактировать по ходу…
Как в воду глядел: отпуск откладывался на неопределенное время. Теперь группа уходила с работы поздно вечером. А по утрам на оперативных совещаниях Кардапольцев раздраженно намекал всем о чувстве ответственности. Под этот нервный шум майор Шаповалов, боявшийся компьютеров, вознамерился оборудовать группу по последнему слову техники. И благословил Гогу как специалиста на разбой. Специалист тряс пожилого подполковника, отвечающего за материально-техническое обеспечение.
– У вас в группе и так только черта лысого не хватает! – слабо отбивался подполковник. – Бюджет жрете, как черви яблоко…
У него давно голова шла кругом от бардака, а под ним он понимал чудовищное несоответствие штатных должностей званиям, несоответствие, мало представимое в нормальном армейском подразделении, но вполне обычное в ОБЭП. Подполковник лейтенанта Гогу, летёху, крикуна лохматого, ходившего, сунув руки в брюки, не решался поставить на место – вдруг этого обормота завтра назначат руководителем группы.
Окруженный мигающей, тикающей, попискивающей и рычащей техникой, лейтенант блаженствовал, вдыхая с отрешенным взглядом наркомана запах изоляции, припоя и разогретых панелей. Именно так представлял он в армии и в институте рай. Поначалу Толмачев, наблюдая угрожающую активность Олейникова, опасался, что мальчишку понесет в безудержное изобретательство, в выдумывание очередного перпетуум мобиле, только на компьютерном уровне. Однако вооруженный до зубов Гога иногда выдавал предложения, от которых завистливо ежились технари из группы прослушивания и мониторинга. Грубый майор Спесивцев, начальник «слухачей», потребовал вскоре перевода Олейникова «по принадлежности», то есть под свое начало. Шаповалов смог убедить Кардапольцева, что изобретательство – лишь хобби лейтенанта, приработок, что Гога обладает блестящими задатками аналитика и негоже зарывать в землю этот талант. Под руководством же майора Спесивцева юное дарование быстро превратится в шабашника, научится выпивать, не закусывая, сквернословить и растеряет аналитические способности, каковые они, Шаповалов и Толмачев, всячески взращивают, пестуют и холят. Гогу «слухачам» не отдали.
