Школу закончила с серебряной медалью. Рано поняла, что по стопам родителей не пойдет. Насмотрелась. Работа неинтересная, каждая копейка на учете. Помидорами да вишней приходилось приторговывать. Отец постоянно в разъездах, язву нажил от сухомятки. А у матери дома – стирка, прополка, поросенок… Троих детей подняла.
Хоть росла Людмила младшей, но по хозяйству управлялась наравне с родителями и старшими братьями. На своем дворе работы всегда хватало. Отдыхали по праздникам. Наварят, напекут на целую орду, потом неделю доедают. И опять экономят до следующего праздника. Посмотришь вечером на родную Подгорную улицу… Редкие фонари над извилистой, в колдобинах дорогой, пыль кружится, корявые вишни с абрикосами торчат над глухими заборами. Тоска!
Поэтому в теплые весенние вечера, когда из Таманской лесной дачи доносились сладкие запахи цветущих деревьев, когда знакомые девчонки убегали на танцы в Комсомольский парк, когда все Подгорье спивало на лавочках, Людмила, заткнув уши, грызла науки. Нельзя в жизни надеяться на одну красоту да стать. Красота проходит. И мама красивой была, а куда все делось?
В последнем классе школы к ней уже сватались. И не какие-то свистуны, а серьезные взрослые люди вроде заведующего плодоовощной базой Касьяненко. Батя тогда крепко призадумался: этот Касьяненко и нестарым был, чуть больше тридцати, и непьющим, что при его должности чудом казалось, и даже на алименты не успел налететь – такой, значит, аккуратный молодец. Дом с новой мебелью, машина, домик в горах. И мама – инструктор крайкома партии.
– Не поступлю в институт, пойду за вашего Касьяненко, – сказала Людмила после одного особенно тяжелого разговора с отцом. – Но сперва дайте в науке счастья попытать!
– Ну, добре, – согласился отец. – Ты у меня разумная.
Безутешен остался Касьяненко и даже выпивать начал, потому что в институт Людмила поступила – в Московский энергетический. И пять лет провела, как в монастыре, в столичном районе, ограниченном улицами Авиамоторной, где находилось общежитие, и Красноказарменной, где стоял институт.
Девчонок в МЭИ вообще было мало, а на факультете ядерной энергетики – и того меньше. Поэтому красивая казачка стойко держала круговую оборону. Быстро научилась отшивать и безумных сокурсников, и котоватых преподавателей, отшивать так ловко, чтобы не обижались, не таили зла от ущемленного самолюбия, но даже оставались друзьями и верными воздыхателями.
Конечно, природа брала свое. На третьем курсе Людмила впервые по-настоящему влюбилась. В него и нельзя было не влюбиться – молодой доцент, спортсмен, красавец, из хорошей семьи. С полгода продолжался их бурный роман – на зависть всему институту. А потом доцент сообщил, что высшие семейные интересы требуют его женитьбы на другой. И сдал Людмилу с рук на руки тихому скромному гэбэшнику.
– Вы же комсомолка, член бюро, спортсменка, – вкрадчиво говорил пожилой, похожий на белесую мышь гэбэшник на конспиративной квартире возле станции метро «Бауманская». – Отличница учебы, не какая–то там прости господи… Вас Родина воспитала, образование бесплатное дала. Помогите Родине! Или вы ее не любите, Людмила Владимировна? Тогда так и скажите…
– Родину я люблю, – устало отбивалась Людмила. – Но вы же начнете заставлять меня в постель ложиться со всякими подонками! При чем тут Родина?
– Мы не заставляем, – кротко поправил ее гэбэшник. – Мы только просим помочь. И потом – не обязательно ложиться в постель. Важно разговорить клиента.
