– Ты чего такая?
– Какая «такая»?!
Лекарев, как мог, передал выражение лица супруги. Гротеск пародии усиливали не прополотые кусты бровей самого Николая Федосеевича, и Элеонора раздражённо бросила на стол полотенце:
– Тебе всё смешки! А твой сын совершенно не желает учиться!
Николай Федосеевич сомневался, что его сын когда-нибудь возглавит национальную Академию наук, но и не мечтал, чтобы Слава продолжил дело отца, поэтому сказал:
– Я поговорю с ним.
Жена смягчила формулировки:
– Вообще, у него только по физике… не очень. Ну, и по математике… Мальчик, видимо, гуманитарий.
– Это поправимо.
– Учителя говорят, что он очень способный! Светлая голова…
– Умная голова, да дураку досталась.
– У мальчика переходный возраст.
– У некоторых переходный возраст плавно переходит в климакс.
– Я надеюсь, что ты обойдёшься без рукоприкладства!
– Неужели, я похож на человека, способного врезать подзатыльник нашему мальчику?
Ответ на вопрос Николая Федосеевича был однозначен, как в случае с восьмидесятипятилетней старухой, подкрасившей себе губы, и приступившей к осаде сиделки:
– Как я теперь выгляжу?
Но Элеонора Сергеевна почла за лучшее не усугублять педагогические устремления мужа, и только пожала плечами.
А Николай Федосеевич, так и не поведал жене, что вчера «их мальчик», окутанный как ёжик туманом, сигаретным дымом, огрёб полновесного «лёща». Нежданная встреча Лекарева– старшего с сыном случилась в дальнем углу двора, за гаражами.
3.
Утром. Николай Федосеевич с удивлением посмотрел на сына:
– Ты куда-то собираешься?
– Так, ведь… в школу.
– На фига?
– Учиться…
– Зачем тебе эта нервотрёпка? Физика, математика… Опять закуришь.
– Я больше не буду курить.
– Это я к слову. Я тебе о другом говорю. Ты подумай: десять классов образования. Десять лет! Годы, потраченные в пустую! За глаза, хватило бы и половины! А у тебя, уже почти шесть классов!
– И … что делать?
– У меня коллега по бизнесу заболел. – Николай Федосеевич, обозначая диагноз, щёлкнул себя по горлу. – Заменишь его. Только вот это одень.
Отец протянул сыну синие треники с вытянутыми коленками и потрёпанную рубашку.
Слава взял вещи и посмотрел на отца, словно желая удостовериться, шутит он или говорит серьёзно. Но манера Николая Федосеевича объясняться, как обычно, не позволяла этого сделать, а сейчас ещё, и не оставляла собеседнику никакого выбора.
В тот день, в душе Славы Лекарева, гуманитарий подвинулся, уступая место технарю. Слава взглянул на человека глазами конструктора. Он был потрясён, насколько не совершенен, не эффективен и не доработан этот механизм. Трудно найти другое устройство, пусть это будет самый допотопный двигатель, который пожирая такую прорву топлива, так небрежно сжигал его, словно собираясь засыпать всё вокруг сажей и перемазать копотью.
Но эти технические расчёты стали возникать в голове Славы уже потом, через неделю, когда смрад болот из «недогоревшего топлива», стал потихоньку отпускать.
А в тот день, Слава Лекарев разворачивал шланги «говновозки», шерудил лопатой в зловонной жиже, зеленел и блевал.
Вечером, когда, наконец, Слава вышел из ванной, Элеонора Сергеевна испуганно потрогала губами лоб сына:
– Какой-то ты бледный! Ты не простыл?
Но температуры, к счастью, не было. От сына исходил букет ароматов из шампуня, дезодоранта, духов Элеоноры Сергеевны, бальзама для ног, отцовского геля после бритья и чего-то ещё.
