Гулящий - страница 30

— Я мотоцикл купил, — говорит Ромка, наблюдая за тем, как Матвей уплетает пирог за обе щеки. У меня не его заявление только тяжелый вздох вырывается. Страшно подумать, откуда он деньги взял, и когда сядет за руль. Убиваю брата взглядом, а он зевает, словно волноваться не о чем. Доведет мать до седой головы, честное слово. — Не доведу, Ась, — читает мои мысли гад мелкий, — не маленький.

— Мы заметили, — вырывается прежде, чем успеваю подумать. Ромка тут же хмурится. Вижу, что виноватым он себя не считает. У него с детства такая привычка. Во всем всегда прав. И точка.

— Он заслужил, Ася. Надо было сразу это сделать, а не ждать столько времени, — усмехается. Смешной такой, когда хорохорится. Тогда он не был таким взрослым и сильным. Митрошин бы его мигом осадил. И Ромка это понимает, поэтому взгляда с Матвея не сводит.

— Не связывайся с ним больше, пожалуйста, — говорю лишь это, ведь бесполезно стучаться в закрытую дверь. Ромку не переубедишь. Может, когда станет взрослее и обзаведется детьми, до него дойдёт, а сейчас каждое наше слово пролетает мимо его ушей. Я рада, что он дома, а не на нарах находится. И за это нужно благодарить Егора, который так и не выходит на связь. Странно. Даже обидно как-то. Сначала так активно зовёт на свидание, а потом просто сливается. Из-за ребёнка? Видимо, других причин я не нахожу. Волей-неволей начинаю ощущать себя дефектной, да и Марк советовал голову подлечить. Вздыхаю. Ромка замечает мой настрой. Хмурится, но в душу не лезет. У нас в семье вечно так. Всё видим и понимаем, а с душевными разговорами как-то плохо складывается.

— Кушать подано! — кричит мама с кухни. Матвей первым вылетает из комнаты. Следом за ним Ромка, и я завершаю процессию. Парнишки быстро оккупируют стол. Матюша хватает пирожок в сахаре и сметане, некультурно вгрызается в него, пачкая руки и лицо. Мама смеется и вытирает его полотенцем. Брат тоже принимается за пироги. — А кто борщ есть будет? — ворчит мамуля, глядя с улыбкой, как эти двое утоляют свой голод.

Я без спешки наливаю себе чай, беру вилку, нанизываю на неё пирог, пропитанный сметаной с сахаром, и смакую мамин кулинарный шедевр. Мне кажется, что ничего вкуснее я в жизни не пробовала. Все десерты из кондитерских отдыхают на скамейке запасных.

— Я вот, что подумала, — говорит мама, когда Матвей и Ромка уходят из кухни, набив желудки. — Пусть Матвейка у нас побудет, а ты выходи на работу.

— Мам…

— Я же вижу, что ты себе места не находишь. Матвей с нами в безопасности, Ася, а деньги лишними не будут. Тебе же больничный не оплатят? Да и что там? Копейки, — отвожу взгляд в сторону. В этом она права. Меня на работу взяли с тем условием, что я не буду постоянно ребёнком прикрываться. Никто не любит возню с молодыми мамашками. — Приведём его в норму, тогда и заберёшь.

— Хорошо, — выдавливаю из себя улыбку, хотя радоваться не хочется. Я не люблю расставаться с сыном. Я тогда будто часть себя теряю. Решаю переночевать сегодня у родителей, а с утра обрадовать Воробьеву своим появлением. После вкусных маминых пирогов живётся легче, а может дело в том, что я не буду сидеть у них на шее.

Сплю урывками. Просыпаюсь через каждый час. В итоге уже в пять утра сижу за столом и пью горячий чай, подъедая оставшиеся пирожки. Аппетит у мужчин хороший. Целая гора ушла за два присеста. Папа поздно вернулся. Сейчас спит. Мама зевает, когда заходит в комнату. Без слов наливает себе чая и хмурится.