Гуманитарная парадигма отечественной журналистики - страница 2

«Война» М. Ломоносова и просветителей с продолжающимся проникновением в русскую национальную культуру, и без того «забывшую» свои традиции, европейской положила начало росту национального самосознания в России. Национальное самосознание – это сформированное на определенном уровне развития общества осознание нацией своей особенности, выделение и противопоставление себя другим нациям, понимание своего положения в контексте других наций15. Поскольку самосознание тесно связано с рефлексией, постольку и появление рефлектирующего слоя в России XIX в., вызванное прежними реформами и привнесшее свои, было закономерно. Философия, литература, журналистика XIX в., сосредоточившие в себе как культурные новации Европы, так и воскрешаемые национальными писателями и философами из небытия российской истории традиции, явились непосредственными выразителями русской национальной идеи в разных ее проявлениях (зародившиеся в конце 30-х гг. западничество и славянофильство) в кругах образованной общественности.

В тридцатых годах «самое понятие журнала приобретает значение «зеркала, в котором отражается весь мир нравственный, политический и физический»16. Журнал как преобладающий на протяжении ХVIII-XIX вв. тип издания становится своеобразным средоточием культурного процесса, вмещая в себя наряду с новинками художественной литературы, критику, эстетику, философию, историю, естественно-научные статьи, а также дискуссии по животрепещущим проблемам. Н. А. Полевой в своем журнале «Московский телеграф» (1825) развивал историко-философскую идею «руссизма», говоря о России как «особой части света», «земле надежды», только начинающей свое гражданское и умственное бытие»17. Немногим раньше декабристами в Уставе Союза благоденствия была сформулирована их литературно-эстетическая и журналистская позиция. Они обязались бороться за самобытную, национальную высокопатриотическую литературу и отмечали, что «на произведения свои налагают печать изящного, не теряя из виду, что истинно изящное есть все то, что возбуждает в нас высокие и к добру увлекающие чувства»18.

«Гражданское и умственное бытие» проснулось в тридцатые годы. Именно тогда А. И. Герцен сказал: «…писать было запрещено, путешествовать запрещено, можно было думать, и люди стали думать»19. Новые идеи зарождались в кружках, бывших особенно популярной формой общения в первой половине XIX в. Декабрьская неудача 1825 года, разрушившая надежды на революционную переделку системы «власть – общество» привела к появлению в среде интеллектуалов потребности в мудром суждении, в свободном слове. И по сути не тайные кружки единомышленников в силу своей оппозиции официальному стали недосягаемыми для правительства и для неграмотного «народа, молчавшего в отчуждении»20. Благодаря выходцам из родовитых дворянских семей, аристократов ума и таланта формировались различные течения русской общественной мысли. Из представителей кружков Н. В. Станкевича, А. И. Герцена и Н. П. Огарева в дальнейшем составилось ядро западников. А в салонах А. П. Елагиной, Д. Н. Свербеева, А. И. Кошелева активно выступали будущие славянофилы. Западники в лице таких умов, как В. Г. Белинский, А. И. Герцен, И. С. Тургенев, И. И. Панаев и др. поддерживали идею развития России по европейскому образцу, в связи с чем высоко оценивали реформы Петра I, полемизируя со славянофилами А. С. Хомяковым, И. В. и П. В. Киреевскими, К. С. Аксаковым и др., считавшими, что развитие интеллектуальной и технической культуры на Западе сопровождалось угасанием духовной жизни и прежде всего – нравственности, и предупреждавшими возможность этого в «европейской» России.