Гуранская завалинка. Рассказы и стихи - страница 7

Возле дома, корячась, кое-как вылезла из машины, пряча деньги в карман мятой юбки. Водитель не взял с нее денег, хотя старуха настойчиво протягивала смятые купюры. «Ну и шут с тобой,» – пробормотала она и поплелась к подъезду. Ее соседка, одних с нею лет, кого-то искала, заглядывая за скамейки, кусты сирени, иногда подзывая свою пропажу: «Кис-кис-кис! Зайка, Зайка!..Где ты?..» Старуха кивнула на приветствие соседки: «Доброе, Катерина, доброе…» А мысленно шипела: «Ищи-свищи свою Зайку!»

Катерина уже в спину спросила: «Лизавета, ты не видела Зайку?» «Нет,» – не оборачиваясь ответила та…

Долго ковыряла ключом в замке непослушными пальцами, первым делом заварила чай, достала из пакетика белоснежный зефир, нарезала вареной колбаски. Включив телевизор, позавтракала. Вот и новости закончились, и ток-шоу после них было захватывающим, а мыслями Лизавета-Елизавета Максимовна возвращалась к несчастной кошке. «Вои и поделом вам!» – всё же упрямо твердила самой себе, подавив минутную жалость…

За несколько прошедших дней уже весь дом знал, что пропала серая кошка Зайка, любимица Екатерины Борисовны. Всем нравилась ласковая кошечка-за большие желто-золотистые глаза и грациозную походку, мягко ступая, она крючком изгибала хвост, словно задавала вопрос. Терпела ребятишек, их жаркие хватающие ручки; ласкалась, обтирая головой мужские брючины, оставляя серые волоски шерсти. С ней можно было поговорить, не отводя своих золотых глаз, она внимательно слушала, слегка водила ушами, и изредка коротко мыркала…

То и дело слышала Елизавета Максимовна, как к ее соседке Катерине подбегали ребята и говорили, что возле школы Зайки нет, и вроде похожую видели на дачной остановке, но она не откликнулась …Чтобы быть в курсе, Максимовна чаще стала выходить во двор, отмечая, кто что сказал или видел.

Вот и месяц был на исходе, наступал сентябрь. Во дворе дома золотые листья сердечками оброняли березки, рябина наливалась тяжелыми гроздьями. О пропавшей кошке уже вспоминали реже, и старуха Максимовна скучала на скамейке в одиночестве.

К ней никто не подсаживался, зная ее ворчливый характер, о чем бы с соседками не шел разговор, она всегда негативно критиковала, вставляя едкое словечко…

Но в одно утро присела к ней Катерина, достала из пакетика хлебные крошки и пшено, воробьи и голуби привычно слетались, толкаясь и ловко выхватывая из-под клюва товарища лучшие кусочки. «Кыш!» – хотела махнуть рукой Максимовна, а Борисовна тихонько смеялась: «Всем хватит!» Но вот пакетик опустел и птицы постепенно разлетелись по своим делам, голуби, словно куры, гуляли по траве, а воробьи устроились неподалеку на ветвях, вдруг еще что перепадет.

Екатерина Борисовна закуталась в палантин, прикрывая шею, и стала тихо, не глядя на соседку, рассказывать, как ей одиноко без Зайки, она ведь лечила ей спину, ложилась поперек теплым ковриком, то устраивалась на подушке сверху серой шапочкой, и боли отступали, она потихоньку засыпала, и за ночь ни разу не просыпалась, хотя спит очень чутко. Потом повернулась к Максимовне, и, уже улыбаясь, делилась воспоминаниями о Зайке. Ее глаза светились, а собеседница-эта ни с кем не уживчивая Максимовна, одинокая, брошенная мужем спустя два года после свадьбы, и сыном-после службы в Армии он не вернулся домой, остался в далеком Казахстане, лишь изредка присылая открытки к праздникам, – что-то дрогнуло в ней, словно щелкнули «включить». И шевельнулось прежнее чувство зависти к Катерине, разъедающее душу и отравляющее сердце, – за то, что к этой размазне Катерине тянутся люди, ее обожают внуки, и невестка попалась невредная, и сын постоянно с полными пакетами из гастронома приезжает, и даже с кошкой ей несказанно повезло-прямо целительница!..Почему кому-то всё, и кошка в придачу, а кому-то пустой дом, без детского смеха и шумного застолья, даже цветы сохнут?!