Гураны. Исчезающее племя - страница 8

Любой род занятий сопряжен с навыками, привитыми ребятишкам с младенчества. Презрению этих тружеников не было границ.

Поселили нас, пока строился наш дом, у Каргиных на квартире. Дома там у всех были на один лад, внутри одна комната, поделенная русской печью на две части – спальную вповалку и подобие кухни. Отличались только размерами. Отопление дровами, освещение керосиновой лампой. У всех самовары, примусы, керосинки. У родителей кровати, у детей топчаны. Старики и маленькие дети на печке. У Каргиных было трое сыновей и одна дочь. Отец и двое старших сыновей дома появлялись редко, жили на отаре. Младший, Гошка, был меня на два года старше, но в семье считался маленьким и ему все угождали. Дом утром просыпался от его истошного с надрывом вопля: -«Слиииивааааку!». Это он, еще не открыв глаза, требовал сливки. Мать с кружкой бежала к нему на печь. Потом пили чай и он, как и все, шел заниматься хозяйством или на работу. Семья считалась зажиточной. Они первые купили мотоцикл и веселили им всю деревню. Старый Каргин был патологически жаден. У него под замком в кладовой (по местному «казенке») висело на шпалерах сало. Свиньи забивались каждый год и старому желтому салу, лет было не меньше, чем Гошке. Но старик, приезжая раз в неделю на выходные, выделял именно старые запасы, а свежее сало оставалось желтеть. С мотоциклом то же самое. Купил, а сам ездить не может, потому, что инвалид. Взрослым сыновьям не дает, жалко. Но они приспособились, укатывали вечером мотоцикл из сарая за деревню, уже там заводили, чтоб родители не услыхали и до утра катались с девчатами. Когда мы у них поселились, парней чуть не сдал мой отчим. Старик попросил его как механизатора посмотреть мотоцикл, т.к. его за два года ни разу не заводили после покупки. Тот глянул и говорит:

– Отец, тебя надурили, мотоцикл с пробегом продали.

– Как так, он же в упаковке был?

Тут отчим увидел встревоженные, мягко выражаясь, лица сыновей и быстро нашел выход. Выяснил у старика, что мотоцикл стоит на подножке с поднятым передним колесом и объявил, что через щели в сарае ветер крутит колесо и наматывает пробег на спидометре. Колесо поставили на землю, неприятность устранили, а парни уцелели. Старший сын, Геннадий, иногда устраивал акты неповиновения. Запомнился один, перед его уходом в армию. Пришла повестка, а отцу вдруг захотелось его женить, льготы или еще что-то можно было выхлопотать. Объявил об этом сыну и, не слушая его возражений, поехал в соседнее село Манкечур сватать невесту, которую сыновья в глаза не видели. Сосватал, объявил день свадьбы, пригласил гостей. Геннадий возражает, а приготовления идут своим чередом. Выполняются все положенные ритуалы, назначаются ведущие, дружки, кто там еще. В день свадьбы все наготове, ждут сватов с невестой и новой родней. Тут вдруг Санька, второй сын, который на 2 года младше жениха, приходит и говорит, что Генка сбежал куда-то и до ухода в армию не появится. Позор полбеды, а затраты какие! Старик нашел выход: поняв, что Генку не достать, а сваты подъезжают, заставил жениться семнадцатилетнего Саньку. И ничего, нормальная семья получилась.

Козел был большой, бородатый и страшный. Он уперся мне в голый живот метровыми перекрещенными рогами и противно мекая, выдавливал из него жизнь, взамен наполняя ужасом. На заборе бесновались мои новые друзья, восхищенными возгласами выражая восторг. Я орал так, что заглушил все звуки и опомнился, когда в загон влетела какая-то тетка с ведром в руке, которым стала охаживать моего рогатого обидчика, разбрызгивая во все стороны молоко из подойника. Тот бросил меня и напал на тетку. Я, обезумев от страха и боли, пытался залезть на высокий забор в поисках спасения. Женщина, свалив козла на землю и надавав ему пинков в бока кирзовыми сапогами, взяла меня за руку и вывела через калитку, пятясь задом и отмахиваясь ведром от не желавшего оставаться в долгу хозяина загона.