А так интересно все начиналось. Переезд в деревню мои ожидания оправдал в полной мере и даже больше. Я и раньше не был чрезмерно опекаемым, но все же за нами присматривали то бабушка, то родители. Здесь бабушек не было, а родители, сразу впряженные в работу с непривычно безразмерным рабочим днем, и хотели бы принять участие в моей адаптации, но возможности не имели. Робкие попытки матери напомнить о существовании ребенка вызывали у селян смех. Одного ребенка они обременением не считали, у них по три-пять, без присмотра бегало. Побежал и я, ошалев от неожиданно свалившейся на меня свободы.
Наставником по ускоренному вживанию в сельскую жизнь, конечно, оказался сын наших временных хозяев, Гошка. Наш дом был достроен месяца через три и к этому времени я прошел «курс молодого бойца» под его руководством и активном участии многочисленных помощников.
Первый этап на новом месте, естественно, ознакомление. На следующий день мама взяла меня на работу в магазин, куда ее назначили немедленно, так как он не работал уже с полгода. Продавщица ушла в декретный отпуск без намерения возвращаться назад. Оповещенное об открытии магазина незанятое население, а это старухи и дети, с утра в полном составе заявилось в магазин. Все захотели познакомиться с новыми односельчанами и принять живейшее участие в их судьбе. Было очень интересно. Все на «ты». Имена, по которым обращались друг к другу необычные. Очень редко можно было услышать «Сергеевна» или «Матвеевна», в основном это были Юльки, Тоськи, Маньки и Катьки. Еще Каргиха, Швалиха, Кузнечиха, Фартусиха и т. п. По имени и отчеству прозывалась только учительница Валентина Семеновна Колесникова. Даже управляющего звали либо «управ» либо Иннокентий или Гурбатов. Общение мало отличалось от того, к которому я привык, живя в шахтерском бараке, да и людей в деревне не больше.
Еще мне пришлось привыкать к новому языку. В Букачаче и Черновских, где я до этого жил, по-гурански не говорили. Здесь же над моей речью смеялись. Сверстники не понимали, а те, что постарше, передразнивали, говоря, что я выделываюсь – «выбражаю». Так что я быстро освоил местное наречие, потешая домашних. Особенно тщательно приходилось следить за окончаниями, чтобы ненароком не оконфузиться, сказав, например, «гуляем» вместо правильного «гулям».
Добровольные помощники открыли без всяких церемоний склад и стали расставлять товар на полки. Увидев тревогу продавщицы, успокоили тем, что у них не принято зариться на чужое. Это правда. Можно было оставить любую вещь в любом месте, она все равно находила хозяина. Запоры имелись только от животных. Тащили корма с коровников из совхозного хозяйства, но это не воровство, а культурный элемент образа жизни.
Пока разобрались с промтоварами, подоспела автолавка с продуктами. Холодильников не было, посему скоропортящегося товара тоже. Завезли крупы, табак, чай, конфеты, пряники и, в нагрузку, сыр. Сыр был одной большой головкой, килограммов на пять. Его никто не ел, недоумевали, зачем возят это вонючее «мыло». Исключение составляли мы и деревенский дурачок, не помню его имени. А нормальные люди имели своих коров и питались свежими продуктами. То, что мы с дурачком не съедали, потом списывалось по акту.
Попутно все интересовались городской жизнью. Многие от роду не выезжали за пределы совхоза, им в диковину были железная дорога, электричество и многоэтажные дома.
