Но в эту самую минуту один из лакеев растворил настежь двери, и дети, сопровождаемые англичанкой и швейцаркой, вошли в столовую.
Завтрак прошёл, по обыкновению, очень чинно.
Расслабленные нервы графини не выносили шума. Граф вообще не любил, чтобы дети бросались на шею, громко играли и говорили; сильные изъявления каких бы то ни было чувств пробуждали в нём всегда неприятное ощущение внутреннего стеснения и неловкости.
На этот раз по крайней мере граф мог быть довольным. Зизи и Паф, предупреждённые Верочкой, не произнесли ни слова; Верочка не спускала глаз с сестры и брата; она заботливо предупреждала каждое их движение.
С окончанием завтрака мисс Бликс сочла своею обязанностью заявить графине, что никогда ещё не видала она, чтобы дети вели себя так примерно, как в эти последние дни. Графиня возразила, что она уже слышала об этом от сестры и потому распорядилась, приказав взять к вечеру ложу в цирке.
При этом известии Верочка, так долго крепившаяся, не могла больше владеть собою. Соскочив со стула, она принялась обнимать графиню с такою силой, что на секунду совершенно заслонила её лицо своими пушистыми волосами; таким же порядком подбежала она к отцу, который тотчас же выпрямился и из предосторожности поспешил отвести левую руку, державшую мундштук с пахитоской. От отца Верочка перебежала к тёте Соне, и тут уже пошли поцелуи без разбору, и в глаза, в щёки, в подбородок, в нос – словом, всюду, где только губы девочки могли встретиться с лицом тётки. Зизи и Паф буквально проделали тот же маневр, но только, надо сказать, – далеко не с таким воодушевлением.
Верочка между тем подошла к роялю, на котором лежали афишки; положив руку на одну из них, она обратила к матери голубые глаза свои и, вся замирая от нетерпения, проговорила нежно вопрошающим голосом:
– Мама… можно?.. Можно взять эту афишку?..
– Можно.
– Зизи! Паф! – восторженно крикнула Верочка, потрясая афишкой, – пойдёмте скорее!.. Я расскажу вам всё, что мы сегодня увидим в цирке: всё расскажу вам!.. Пойдёмте в наши комнаты!..
– Верочка!.. Верочка! – слабо, с укором, проговорила графиня.
Но Верочка уже не слышала; она неслась, преследуемая сестрою и братом, за которыми, пыхтя и отдуваясь, едва поспевала мисс Бликс.
В игральной комнате, освещённой полным солнцем, стало ещё оживлённее.
На низеньком столе, освобождённом от игрушек, разложена была афишка.
Верочка настоятельно потребовала, чтобы все присутствующие: и тётя Соня, и мисс Бликс, и учительница музыки, и кормилица, вошедшая с младенцем, – все решительно уселись вокруг стола. Несравненно труднее было усадить Зизи и Пафа, которые, толкая друг друга, нетерпеливо осаждали Верочку то с одного боку, то с другого, взбирались на табуреты, ложились на стол и влезали локтями чуть не на середину афишки. Наконец с помощью тёти и это уладилось.
Откинув назад пепельные свои волосы, вытянув шею и положив ладони на края афишки, Верочка торжественно приступила к чтению.
– Милая моя, – тихо произнесла тётя Соня, – зачем же ты читаешь нам, в каком цирке, в какой день, какого числа; всё это мы уже знаем; читай лучше дальше: в чём будет заключаться представленье.
– Нет уж, душечка тётя; нет уж, ты только не мешай мне, – убедительно и с необыкновенною живостью перебила Верочка, – ангельчик тётя, не мешай!.. Уж я всё прочту… всё, всё… что тут напечатано… Ну, слушайте:
– «Парфорсное упражнение на неосёдланной лошади. Исполнит девица…»
