– Какой Андерсен! Кто-то из ребят в их кружке…
Ваня искоса посмотрел на ее висок с белобрысыми прядками – в них прятались желтые крохотные искорки.
– Лорка…
– Что? – Она глянула чуть испуганно.
– Забавно, да? – Он говорил несмело, но сказать это хотелось.
– Чего забавного-то? Грустная сказка, хоть и хорошо кончается.
– Да не про сказку я… Про нас. Мы только этим утром познакомились. Даже почти днем. А сейчас вот идем рядышком и будто давным-давно знакомы. Ну, по крайней мере, мне так кажется… Тебе-то, наверно, не так…
– Нет, мне тоже так… – без удивления сказала она. – Знаешь, почему? Наверно, потому, что твой дедушка и моя бабушка были знакомы в детские годы.
«При чем тут это?» – чуть не сказал Ваня. Но решил, что лучше согласиться.
– Наверно… А еще мне кажется сегодня, что я бывал в этом городе раньше. Только не помню названий у здешних улиц.
– Вот эта, где мы идем, – Герцена. А до революции называлась Ляминская. Вон там, где начинается Камышинская, раньше было маленькое озеро. Бабушка говорит, что она с мальчишками каталась по нему на плоту. Спихнули на воду кусок тротуара из досок и поехали…
– Жалко, что сейчас его нет. Озера…
– Да… А вон там, на Камышинской, мост через лог, а дальше, совсем уже близко, двор Чикишевых. Трубачи и Никель всегда собираются там, вечно придумывают что-то…
Пока неспешно шагали через мост с чугунными перилами и по переулку над логом, Лорка успела кое-что рассказать про трех друзей. И когда оказались в заросшем кленами дворе с длинным деревянным домом, навесом и сараем, Ваня с одного взгляда понял, кто есть кто.
По крайней мере, ясно было, кто Трубачи, а кто Никель.
Одеждой они не различались. На всех – подвернутые трикотажные штаны с отвисшими коленями и замасленные камуфляжные безрукавки «на голое пузо». И такие же бейсболки. Но двое – коренастые и курносые, а третий… Про таких мамина знакомая, Эльвира Антоновна, говорила: «Этого мальчика хоть в лохмотья обряди, а все равно будет казаться, что на шее – концертная бабочка». Вообще-то она так про Ваню говорила, но тот слова эти по отношению к себе с возмущением отметал, а сейчас, глянув на третьего мальчишку, вспомнил их сразу…
Мальчишки возились с кривой самодельной пушкой на тележных колесах и не оглянулись на вошедших. Но один из Трубачей (он что-то приколачивал к колесу), не разгибаясь, продекламировал:
– Вот и Лорка пришла…
– И кого-то привела… – закончил другой.
Это было без насмешки, обрадованно даже.
А Никель ничего не сказал, только распрямился. Тонкий, остролицый, большеглазый, с темным крылышком волос под козырьком.
– Я привела Ваню, – бесхитростно сообщила Лорка. – Он приехал на каникулы из Москвы.
– Понятно, – кивнул Трубач с пятном известки на скуле. – Понятно, почему Лорочка не заглядывала к нам целую неделю. Показывала гостю город Турень… – Теперь это уже с легкой подначкой.
– А вот и нет, Феденька. Мы познакомились только сегодня.
– А где пропадала? – спросил другой Трубач (следовательно – Андрюшка).
– Родители дома держали. У нас был ремонт и генеральная уборка перед отъездом на дачу, я помогала. Даже к бабушке редко забегала.
– Бедняжка! – посочувствовал Андрюшка.
– А вот и нет. Я за свою работу получила увольнение от дачи. Мама с папой уедут, а я останусь с бабушкой…
– Все нормальные дети стремятся на дачу, – сказал Федя. – А наша Лорочка…
– Вы ведь тоже не на даче, – заметила она.
