Мы шли по Екатерининской которая, несмотря на поздний час, была довольно ярко освещена, да и людей на ней хватало. Правда теперь здесь преобладали военные, но попадались и штатские, и даже, изредка, дамы. Настроение моё совершенно изменилось. Теперь я понимал младенцев, которые с наивной радостью исследуют открывшиеся перед ними просторы, но, в отличие от них, я осознавал и понимал явившееся мне чудо. Поэтому к гостинице Томсона, где жил полковник я подошёл весело улыбаясь, с любопытством прислушиваясь, приглядываясь и, что греха таить, иногда принюхиваясь.
Временами я ощущал спешащих куда-то вампиров, иногда чуть не сталкивался с ними. Мелькнуло несколько офицеров, виденных мной неделю назад в кабачке перед посвящением. Они весело приветствовали нас, но не задерживались.
– Всё потом, – несколько туманно пояснил Прокофьев.
Я не очень понял его, но соглашаясь кивнул. В гостинице, куда мы вошли, располагалась одна из лучших кондитерских города. В неё мы заглядывать не стали, хотя, пожалуй, я не отказался бы перекусить. Но перед тем как подняться к себе в номер учитель небрежно напомнил проходящей мимо горничной о заказе, который сделал перед уходом.
– Так что, милочка, – пробасил он, – ужин принесите прямо сейчас.
– Сию минуту, господин полковник, – девушка присела в реверансе и добавила, – я постелила в кабинете, как вы и приказали.
– Благодарю, – полковник потянул меня за собой.
Номер был роскошен. О таких я только слышал, но доселе никогда не видел. Гостиная, спальня, кабинет, ванная комната. Я растерянно замер. А учитель негромко сказал:
– Осмотритесь, пока, Петя, – и скрылся в спальне.
Дверь он не закрывал и я, не удержавшись, заглянул внутрь. Полковник стоял у шкафа и выбирал рубашку. Меня он конечно чувствовал, но даже не обернулся. А я смутился. Почему-то меня поразила обыденность его действий. А, собственно говоря, почему? Ведь переход в новое качество не отменяет повседневной жизни и её забот. Я тихонько прикрыл дверь. Неудобно-то как. С детских лет не подглядывал, и вот на тебе.
Чтобы хоть как-то прийти в себя я решил последовать совету учителя и отправился дальше. Гостиная мне понравилась, хотя такое обилие лепнины – только пыль собирать. Матушка всегда старалась, чтобы в комнатах было как можно меньше углов, где могла скопиться грязь. Убирала у нас, конечно, служанка, но маман всегда помогала ей. На отцовское жалованье достойное количество прислуги нанять было трудно. А ведь ещё приходилось содержать дом, растить меня, ну и мало ли ещё какие расходы были в семье. С такими мыслями я покинул гостиную и заглянул в кабинет. Он мне понравился гораздо больше.
Здесь был огромный стол, заваленный бумагами и книгами, книги стояли в шкафах вдоль стен, часть книг лежала в больших ящиках прямо посреди кабинета. Видимо полковник путешествовал со всеми удобствами. У стены против шкафов находился большой диван. Он был полностью застелен, как я понял, для меня.
Я вздохнул. Спать не хотелось совершенно, можно было только удивляться, как быстро мой организм приспособился к новому режиму и тем изменениям, которые произошли в нём за последнюю неделю.
В дверь постучали. «Горничная», – почувствовал я, а через минуту учитель позвал меня к ужину. Уже входя в гостиную я вдруг понял, что этот зов прозвучал не вслух, а прямо в голове. Полковник, обернувшийся при моём появлении, увидел мои вылезшие из орбит глаза и, добродушно усмехнувшись, заявил:
