– Так может быть не стоит? – осторожно, боясь ещё раз обидеть его, поинтересовался я.
– По глотку ничего не будет! – успокоил он меня, – Пробовано! Вот ежели бутыль, тогда да. Я сперва думал – чудит мой капитан. А потом, так худо было, решил – всё, отвоевался. Спасибо учителю, помог. Правда потом… – он слегка передернулся, и я понял, что Фёдоров отчитал своего ученика по полной программе, а Кошка продолжил, – О! Чуть не забыл! – и на стол легло пяток солёных огурцов.
Мы выпили. Закусили трофейной бараниной с огурцами. Потом Кошка рассказал пару историй из жизни ночных охотников. Оказывается, так называли тех, кто каждую ночь отправлялся во вражеский тыл. Когда часы пробили одиннадцать, он заторопился к себе, время шло к полудню и нам, как порядочным вампирам, пора было спать…
***
…Дочитав до этого места, я ошеломлённо посмотрел на Катьку и, страшным шёпотом сказал:
– Тёзка! Плед! Кошка! Я идиот!
– Почему? – с интересом спросила Катька.
– Да я же его видел! Он к нам в Массандру приезжал! И плед привёз, понимаешь? Учителю в подарок!…
…Я живо вспомнил, как радостно хохочущий учитель, бегом спускался к худощавому вампиру, с щёгольскими усиками над улыбающимися губами.
– Тёзка! – весело вопил гость, – Вот и свиделись! Это ж, сколько мы не бачили друг друга?
– Петро! – учитель облапил приезжего, – Какими судьбами?
– Да вот, – хитро прищурился тот, – подарочек тоби привёз. Плед…
– Шотландский? – ахнул учитель.
– А то ж, – невозмутимо отозвался его товарищ.
Они переглянулись, явно вспомнив что-то, известное только им, и согнулись от смеха…
– А ногу баранью? – выдавил майор.
– Звыняй, тёзка, чего нема, того нема, – развел руками тот…
–…А у отца плед есть! Старый, весь уже светится! И именно шотландский! Он над ним трясётся. – Я обиженно нахмурился, – Мог бы и объяснить, что за друг. А то, Пётр Маркович, Пётр Маркович. И всё…
– Обидно, – согласилась Катька, – но это дело прошлое. Читаем дальше…
***
…Этим вечером доставили записку от Пирогова. Он напоминал о необходимости посетить госпиталь, чтобы получить очередную порцию крови. В конце была приписка, сообщающая учителю, что им необходимо серьёзно поговорить.
Я задумался. Чего хочет Пирогов? О чём он хочет говорить? Но сколько не пытался, так и не смог понять в чём дело. В то что Николай Иванович решил присоединиться к нам, я не верил – он этим не интересовался. Точнее интересовался, но с точки зрения учёного, встретившего непонятный ему феномен. Если бы он мог разобрать нас на части, чтобы понять механизм действия нашего организма, то был бы счастлив. Но такого удовольствия мы ему доставлять не собирались. Наконец, так ничего и не надумав, я сдался и стал ждать учителя.
Полковник появился ближе к вечеру. Я молча протянул ему записку. Он развернул её, но сделал это скорее по привычке. Думал я слишком громко.
– Именно так, – устало улыбнулся учитель, – идёмте Петя. Нельзя заставлять занятого человека ждать.
Уже выйдя из гостиницы, полковник задумчиво пробормотал:
– Мне и самому интересно, зачем я ему нужен…
…Мы шли по израненным улицам. Измученный бомбардировками город отдыхал. Ночь принесла спасительный мрак и тишину. Но в госпитале было не менее оживленно чем днём. Раненых подвозили постоянно. К моему удивлению их после осмотра сразу сортировали на тяжёлых и лёгких. Затем распределяли по разным палатам, проводили первичную обработку, часть из них сразу готовили к операции, часть отправляли в другие больницы.
