Два месяца назад отец ездил на похороны своей матери. Еджик ее никогда не видел, просто знал, что у него есть бабушка. И вот она умерла. Отец не взял сына с собой, Еджик тогда несколько дней у Крестов жил. У дяди Катона Креста, отца Найды. Он тоже алпат, вот у него и глаза, и скулы как у алпата. Вернулся отец задумчивый, грустный. Все время о чем-то думал и вот надумал.
– Тяжело нам здесь на мою зарплату прожить, – пояснил отец Еджику. – Пока ты еще в школу ходишь, хватает, а когда учиться пойдешь?
– Я буду, как и ты, шофером, – ответил Еджик.
– Чтобы стать шофером тоже нужно год учиться.
– Ты же научил меня? – удивился Еджик.
Он правда удивился, отец научил его хорошо водить. Отец засмеялся и пояснил – уметь мало, нужно получить диплом, который дает право водить машину.
– А как же получил ты? Где взял денег?
Глаза у отца стали грустными.
– Для того чтобы я смог учиться, твоя бабушка Улашан продала восемнадцать овец и одного барана.
– Это много?
– Это очень много, сынок, это все, что они с отцом накопили за свою жизнь. А теперь овец у нас нет, продавать нечего.
– Так что, мы там будем разводить овец?
– Нет, я буду по-прежнему водить машину, а ты ходить в школу.
– Там что, шоферу больше платят?
– Нет, там люди меньше тратят.
И вот они едут в поезде. Трясется деревянный вагон, стучат колеса. Еджик смотрит в окно, сердце его сжимается от грусти. Все можно пережить, если бы не разлука с Найдой. Все у них получилось недавно, всего месяц назад. Они пошли смотреть старый город, и Найда захотела влезть на стену, а там оказалось высоко. Еджик стал подсаживать девочку и вдруг увидел, что глаза у нее голубые-голубые, бездонные-бездонные… Я буду писать тебе…
Они приехали рано утром. Выгрузили из вагона вещи и пошли вдоль станции. День был ясный, теплый. Солнце светило прямо в лицо, и Еджик шел прищурившись. Потом они повернули, и солнце уже светило сбоку. Еджик облегченно вздохнул, открыл глаза и стал смотреть на здания. Захолустье, конечно, дома маленькие, улицы мощенные камнем, но он ожидал увидеть здесь деревянные сараи и множество овец. И люди, что встречаются, обыкновенные, не алпаты…
– Вот здесь притормози, – сказал отец возле двухэтажного белого здания. – Да, оно, пошли.
Они вошли в здание. Оно оказалось большим. Правая половина, где они сейчас стояли, расширялась до полукруглого зала, а левая представляла собой коридор с деревянными дверями. Интересно, где мы, подумал Еджик, но в этот момент открылась дверь с надписью «Директор», и из кабинета вышел невысокий полный человек с узкими глазами. Алпат, сам не зная почему, внутренне напрягся Еджик. Человек скользнул рассеянным взглядом по ним с отцом, собираясь идти, и вдруг замер.
– Раздан, – обрадованно сказал он и подошел.
– Здравствуй, Ракан, – протянул руку отец.
– А это кто? – посмотрел вниз Ракан.
– Сын, Еджик.
– Здравствуй, – протянул руку директор. – Сила в руках есть?
Еджик смутился, но пожал как можно крепче.
– Молодец, вижу, есть сила, – похвалил директор. – Сколько ему?
– Пятнадцать.
– Орел! Я в четырнадцать работать пошел, в шестнадцать женился. Ладно, зайдешь ко мне?
– Зачем?
– И правда, зачем. Сейчас пойдешь вниз, оформишься у Кенжи. Машина тебя ждет, прямо на ней и поедешь. Жить будешь в Алае. Раз в месяц появишься здесь, запишешь показания счетчика, сделаешь профилактику, получишь зарплату и дальше катайся. Пора горячая, отдыхать будет некогда.
