Читать онлайн Денис Махалов - Харьковские каникулы. Часть вторая

В первой части Харьковских рассказов я поведал читателям про такие стороны нашей мальчишеской жизни, как стрельба из рогаток и воздушек, про приключения с брызгалками, карбидом и дымовухами. Также удостоились написания истории с водяными бомбочками, кошаками, местными алкашами, с животными, которые нас окружали, чем нас кормили бабушки, и чем мы питались сами, шлындрая целый день на улице. В общем, интересной жизнью мы жили – я, ленинградский пацан, и мои харьковские друзья, такие же пацаны, как и я. Представляю вам вторую, и окончательную часть харьковских приключений.

Не все наши занятия были связаны с каким-либо хулиганством. Были и всевозможные учебно-познавательные занятия. К примеру, литьё. Я уже рассказывал про гаражи, где мы взрывали бутылки с карбидом. Там же, за гаражами, в местной мусорке мы как-то нашли пару старых отработанных аккумуляторов. Автомобильных, 12-и вольтовых. Всезнающий друг Серёга Шакшуев просветил меня насчёт наличия в таком аккумуляторе свинца. Что такое свинец, я знал. Расколошматили булдыганами корпус аккумулятора, вынули из него свинцовые сетки. Разожгли костёр, сообразили ковшик с ручкой, накидали в него обломков свинцовых сеток. Расплавили, уже интересно. Поначалу просто выливали, куда придётся, делали такие свинцовые капли. Быстро надоело. Нашли рядом же песок, принялись в него что-то там вдавливать, делать углубления, заливать расплавленный свинец уже туда. Потом Серёга притащил откуда-то деревянный макет кастета.

– Щас, – говорит, – сварганим такой же, но настоящий, свинцовый.

Долго возились с песком, вдавливали, делали форму для отливки. Потом залили. Дрянь получилась. Оно и понятно – это же был обычный мокрый песок, а не специальная формовочная смесь… да и опыта у нас было с гулькин хрен. Последней попыткой была отливка свинцового револьвера. Был раздобыт игрушечный пластмассовый револьвер, вдавлен в песок, правая и левая половинка по отдельности. Залили – опять дрянь, форма хоть и напоминает образец, но мелкая деталировка почти не видна. Да и тяжёлый он, собака, чуть ли не пару кило. В общем, закончился свинец, и завязали мы с этим делом.

А вот литьё из пластика получалось у нас не в пример лучше. Делали симпатичные такие медальончики в форме ложечки. Ложка и использовалась, в качестве формы. Как делали? Довольно просто. На помойке (она же мусорка) находилась какая-либо пластмассовая деталька – неважно что. Это могли быть обломки игрушечной машинки, пластиковая бутылочка из-под шампуня или же обломок гимнастического обруча. Главное, чтобы можно было поджечь. А пластмасса горит практически вся, и не просто горит, а ещё и капает при этом такими горящими каплями. Ну, кто поджигал, тот знает.

И вот, берём ложку (по желанию большую или чайную), смазываем её любым маслом, от машинного до сливочного. Поджигаем кусок пластика и начинаем капать горящим пластиком в ложку. Он капает, горит, но тут же тухнет. Если не тухнет, то можно на него дунуть. И так до тех пор, пока уровень переплавленного пластика не сравняется с краями ложки. Минут через 5-7, когда пластик остынет, выковыриваешь его из формы. Чуть-чуть подпилил края напильником, сделал дырочку в сужающейся части, и вуаля! Продевай ниточку и вешай на шею. Клёвый медальончик!

Можно накапать одним куском, тогда медальончик получается одноцветным, а можно замешать 2-3 цвета, и вот тут простор для творчества. Тут такой инь и янь можно сотворить, что приходи кума любоваться! Как это реализовывалось на практике? Работали вдвоём, и в четыре руки: одна рука держит ложку, а три остальные – три горящих и капающих огненными каплями куска пластмассы. Филигранное искусство, чуть ли не фаберже. И у нас неплохо получалось! Такие цветовые сочетания рождались!

Эх, где все эти медальончики?

Эти занятия требовали и большой осторожности – капнуть себе на руку (или на ногу) расплавленной горящей пластмассой было очень просто. Ожоги получались крайне болезненные и долго не заживали. На память у меня на обеих руках остались достаточно много шрамов от этих опытов. И моя жена тоже с гордостью демонстрирует мне подобные следы от ожогов – детство у нас было одинаковым, и она тоже с пацанами жгла пластмассу, и ей тоже прилетали горящие в полёте капли.

Глава 2. Гончары и плетение из цветных проводов.

Было у нас во дворе место, где был песок. И вот именно, что был. Это была, скорее, площадка метров 5х5, с тонким слоем песка, смешанного с пылью. Уж куда его и кто его растаскивал, фиг его знает, но его там почти никогда не было. Подозреваю, что это были местные жители, те, что похозяйственнее. И вот как-то раз утром приходим «на точку» (год примерно 1978-79, нам по 8-9 лет). Ё-моё, а там Камаз-самосвал разгружает целую кучу свежего песка! Да ещё и с солидными шматками глины! Мягкая, пластичная, прямо радость для рук! Ну, мы нахватав этих кусков, сколько могли унести, пошли лепить.

Но перед этим мы прокатились втроём (Серёжка Шакшуев, Димка Цыбань и ваш покорный слуга) на самосвале. Понятное дело, в кабину нас никто не посадил бы. Мы просто уцепились руками за задний край кузова, и вися на вытянутых руках, как три колбасы, весело болтались за его кормой, пока он набирал ход. Когда он проехал метров тридцать, и набрал скорость 10-12км/час, мы с Димкой отцепились. А Серёга как приклеился к этому кузову, и поехал дальше. А самосвал скорость всё набирает и набирает… мы такие стоим с Цыбанем, смотрим ему вслед, мол, ни фига себе, Серёга такой отчаянный чувак – дальше поехал. Как же он теперь спрыгнет-то? Ведь коленки об асфальт расшибёт на такой-то скорости!

Но ничего, спрыгнул метров через 20, когда Камаз на выезде со двора на повороте тормознул. Как Серёжка потом признавался, он, когда остался висеть, сам нехило труханул на такой скорости сигать, а тут как раз удобный случай подвернулся – поворот и сброс скорости. Тогда только и спрыгнул. Но всё равно в наших глазах он целый день был героем.

Сейчас смотрю на такой же Камаз, и щемит сердце сладкая грусть: тот задний край кузова всего-то от земли метра полтора, может чуть больше. А нам тогда казалось ТАК высоко! Еле-еле вытянутыми вверх руками край кузова доставали! Ведь мы тогда реально мелкими сопляками были. Но смелыми сопляками, и почти ничего не боялись!

И вот, вернулись к своей глине, унесли свою драгоценность подальше, чтобы никто не отнял, и сели лепить. Что лепить? Да всё. Но почему-то ударились именно в посуду и кухонную утварь – чашки, плошки, горшки. Перепачкались, как черти. Всезнающий друг Серёга объяснил, что теперь всё то, что мы налепили, необходимо обжечь. Ну где мы могли обжечь свои горшки? Кроме жаркого полуденного южного солнышка у нас ничего не было. Поставили на самый солнцепёк. Само собой, высохло, конечно. Но и потрескалось, естественно. При попытке налить воду глина мокла и… в общем, ничего не получилось. Но опыт был полезным.

А вот фигурное плетение из цветных проводков в 1983 году было более продуктивным.

К примеру, колечки. Такие обычно дарили девочкам.

Ради прикола взял да и попробовал, вот:

Ха-ха! Помнят руки-то!

Или вот такие оригинальные ручки:

Брался обычный стержень от шариковой ручки и обплетался четырьмя проводами в цветной оболочке. Причём от направления плетения можно было получать два варианта: квадратный в сечении и круглый. Цвета тоже распределялись соответственно.

Потом, когда я в августе 1983 года оказался в больнице (про больничку я расскажу позже), это увлечение плетением не дало мне там, в больнице свихнуться с ума: лежал-то целый месяц… и это плетение и постоянно занятые им руки отвлекали меня от тяжёлых мыслей.

Спортивный магазин, расположенный в застеклённом павильоне у подножия 14-и этажной «точки» по проспекту Гагарина (первой в этом ряду), был одним из центров притяжения для нас, пацанов. Дурманящий мальчишеские головы запах свежей, неезженной, резины на новеньких велосипедах, велосипедно-мотоциклетные запчасти, терпко пахнущие настоящей заводской смазкой, велонасосы (насосы для воздушек!!), ласты и маски для подводного плавания. А ещё рыболовные снасти! Бамбуковые удилища, поплавки (длинные и тоненькие гусиные пёрышки, маленькие и пузатенькие красно-белые пластиковые), наборы крючков и рубиново-красных мормышек, разнокалиберные грузила-дробинки в круглых коробочках. Они были разделены на сектора, а крышечка была вращающаяся, с треугольным окошком. Жуть!!! Было от чего сойти с ума!

Мы, пацаны, заглядывали в эти спорттовары чуть ли не каждый день. А ещё там иногда продавались весьма приличные кроссовки, которых днём с огнём было не достать у нас в Ленинграде. Все кроссовки, что я носил подростком, были куплены бабушкой Дорой в этом самом спортивном магазине. Эти киевские кроссовки, привезённые мною в Ленинград, были предметом зависти у моих одноклассников. Мало кто тогда ходил в кроссовках, всё больше в кедах. И кроссовки звали сообразно их статусу: «красовки» или «кросачи». То, что название этой обуви отражает их принадлежность к слову «кросс» никого не волновало. В них же не кроссы бегали, а красовались.

Ещё одной страстью были журналы и марки. Рядом со следующим 14-и этажным домом, в точно таком же стеклянном павильоне был книжный магазин. Большинство книг нас особо не интересовало (мы же на каникулах, в конце-то концов!), да и денег они стоили – стоя у книжного шкафа книжку не почитаешь, а вот журналы нас притягивали, как магнит. Журналы лежали стопками на столах, рядом были удобные скамеечки. Вроде читального зала, только в миниатюре. Крокодил, Перец, Мурзилка, Барвинок, Техника-Молодёжи, Моделист-Конструктор, Юный Техник, Юный Натуралист, Наука и Жизнь, Вокруг Света. Мы у этих столиков с журналами порой подолгу зависали! Ведь там столько картинок!

И там же был отдел филателии. Стояли вертикальные стенды с наборами марок. Всяких-превсяких. Причём таких, что я в Ленинграде в таких количествах и не видел: вьетнамские, монгольские, кубинские, польские. Господи! Да мы готовы были часами простаивать у этих стендов, рассматривая эти прекрасные, чудесные марки.

И их можно было купить. Но стоили они прилично: 2-3 рубля. Это за набор из 6-10 штук. И иногда мне удавалось выклянчить у бабушки эти деньги. У моей доброй, прекрасной бабушки! Она, конечно, перед тем, как эти деньги дать, строго-престрого спрашивала у меня, действительно ли эти деньги пойдут на марки, и действительно эти марки мне так необходимы. Я строил уморительные и жалостливые рожи и клятвенно заверял, что всё так и есть. И получал-таки вожделенную сумму. Я вот, зажав в потном кулаке заветную трёшку, я галопом мчался в магазин, покупал эти марки, и гордо демонстрировал своё приобретение бабушке. Видя мой неподдельный восторг от нового приобретения, её мягкое сердце ещё более размягчалось, и она совсем не жалела тех денег, что я у неё выцыганил на это дело. Ведь счастье любимого внука – что может быть более радостным для бабушки?

Вот они, эти марки из того харьковского магазина, прошло уже более 40 лет, а они сохранились до сих пор, как новенькие:

Ха-ха… а вот и кроссовочки. Разбирали и выбрасывали на даче весь мусор и хлам, накопившийся там за полвека, и вот, нате вам, отыскалась пара моих, тех самых кроссовок, купленных мне бабушкой в том самом магазине спорттоваров.