Днём на мельнице было людно. Приехавшие с зерном мужики толпились у стойла. На обезумевшую козу пришла поглазеть даже Лебёда.
Исхудавшая, безрогая Пенка успела набить пузо сеном и теперь блаженно дремала. Временами она поднимала бородатую морду и жалостно блеяла.
Ноздреча, и так страдавший от дурной славы мельницы, хотел было её увести. Но тут стеной встала жена:
– На двор приводить не смей.
– Значит, забью, – решил мельник.
– Сам думай. Только мы эту дрянь есть не будем.
Ножик с надеждой устремил взор на Харвига.
– А я – тем более, – обрубил тот. – Она меня порешить хотела. И вот что ещё… Ночевать тут я больше не буду.
– Ладно… – сдался Ноздреча. – Перебирайся к нам в дом.
Вечером, когда телеги разъехались, а Ножик ушёл домой, Харвиг поднялся к жерновам собрать вещи.
Скарба у него было немного. Всё поместилось в одну корзину.
– Гудейка! – позвал он.
Солома в углу шевельнулась. Затем наружу высунулась всклокоченная рыжая голова.
– Чего тебе? – спросил домовой.
– Скажи, кто тут ночью был?
– Был, да сплыл… – буркнул чур. – Чужак… С Глубины.
– С реки, что ли?
– Не… Из-за края.
– Оттуда, куда ты прячешься?
– Дальше.
Харвиг наморщил лоб. Этот «краешек» никак не давался его разумению.
– А сейчас он тут?
– Нет, так-сяк. Обратно ушёл.
– А раньше он приходил?
– Было.
«Уж не тогда ли, когда сбесился Буян?» – подумал отрок. Коли так, выходило, что охотился этот чужак за ним, Харвигом.
– Я ухожу к Ноздрече.
– Ну… В добрый путь.
– Пойдём со мной!
Домовой помотал головой.
– Мне туда дорога закрыта.
– А можно её открыть?
Гудейка задумался.
– Окалину убрать нужно.
– Как это?
– Протереть изнутри стены солью… Меня туда потом отнести.
– Ладно, сделаю.
Харвиг попрощался с домовым и побрёл на двор мельника. У избы на лавке его поджидал Ноздреча.
– Калитку запри! – крикнул он издали…
В тёмной прокисшей избе было душно. На лавках за столом сыновья Ножика кололи орехи. С печи таращились Лебёда с дочкой.
– Здрасьте, – сказал им Харвиг.
В горницу к печке его не пустили. Позади были тёплые сени, там и поставили ему лавку.
– У нас в избе места нет, – счёл нужным объяснить мельник.
Харвиг подумал, что Ножик опасается лишний раз гневить Люта.
Из сеней был выход на задний двор. Там в хлеву жил здоровенный кабан Горчак и две свиньи: Клава и Дуня.
После минувшей ночи Харвиг не слишком обрадовался такому соседству. Зато у него была возможность незаметно выйти наружу.
Когда все уснули, он прокрался на двор. Там с вечера он приметил наполненную водой кадку. Харвиг зачерпнул из неё котелком, добавил в него кусок соли. Теперь предстояло самое трудное. Нужно было впотьмах протереть стены в незнакомой избе и при этом умудриться не разбудить хозяев.
С ближней стеной, что тянулась от сеней к входу, хлопот не возникло. Она была свободна, если не считать пары полок с горшками. Но за ними Ножик вряд ли царапал раскалёнными прутьями. Харвиг тщательно протёр брёвна намоченной тряпкой, насколько хватило роста, и перебрался к соседней стене. Вдоль неё стояли две лавки, на которых дрыхли Аким и Ноздреча.
Старший сын мельника громко храпел. Харвигу захотелось плеснуть в его тёмный беззубый рот с котелка. Конечно, сдержался. Дело было слишком серьёзное, не до смеху.
