Хасидские истории. Поздние учителя - страница 18

Когда же он сам стал рабби, то ощутил, что его предназначение – фундаментально обновить движение хасидизма. Хасидам надлежит вспомнить цель сотворения человека: «Вознесение миров». Рабби Менахем-Мендл заявлял: «Святое откровение выродилось в привычку», и следует сосредоточить все усилия на том, чтобы приблизить откровение, дабы способствовать «вознесению миров».

Это должно было стать задачей не общины, а учеников цадика. Связь между общиной и школой явным образом разрывалась. У общины по-прежнему оставалась молитва, и молитва в Коцке имела столь же определяющее значение, как и в других общинах. Сам рабби удостаивался похвалы за то, что молился легко и непринужденно, «как если бы он беседовал с другом». Но для того чтобы ввести мир в заблуждение – а в Коцке всегда существовала тенденция скрывать свои чувства перед лицом мира, – с молитвами старались «покончить как можно скорее». И в самом деле, там уже не существовало истинного стремления к общинной молитве. Молитва и учеба стали, в конце концов, двумя разными мирами, которые связывала лишь общая цель, но не сердечная теплота и одушевление ритуала. «Храм любви», где некогда обитала великая любовь хасидов друг к другу, был закрыт, и священный огонь угас. Теперь основное внимание уделялось элите, ученикам цадика, которые должны были устремляться к откровению.

Как-то ближе к концу своей жизни рабби Мендл дал понять, каковы были его изначальные мысли, сказав, что он намеревался уйти «в леса», взяв с собой четыре сотни своих хасидов; там бы он кормил их «манной», дабы они постигли добрую власть Бога. Это было видение новых странствий в пустыне, цель которых – получение нового откровения. Рабби Мендл трактовал слова Талмуда относительно того, что «Тора была дарована именно [поколению], питавшемуся манной»[7] как относящиеся к тем, кто не заботится о завтрашнем дне. В этой связи существенно важно сказать, что, еще будучи ребенком, рабби Мендл настаивал на том, что помнит себя стоящим на горе Синай, а сделавшись рабби, он призывал своих хасидов представлять себя на горе Синай в сердце своем.

Некоторые из дошедших до нас высказываний рабби Мендла свидетельствуют о его упованиях на то, что все входящие в эту группу избранных смогут «попасть сразу на небеса» и уподобиться Баал Шему. Это вполне сообразуется с его общими суждениями, согласно которым неделя великих трудов началась с Баал Шем Това, себя же он считал субботой этой недели. Однако все подобного рода видения одно за другим стали рассеиваться, как дым. Неимоверные разочарования, испытанные им в молодые годы, заставляли его сосредоточить все свои усилия на учебе с усердием едва ли не фанатическим. Его ученики (в массе своей, кстати, вынужденные зарабатывать на жизнь тяжелым трудом) считали себя выше окружающего мира, и это не могло не иметь негативных последствий.

После крушения самых первых смелых надежд ему оставалось только и в душе и в поступках не отклоняться от того, что он полагал истиной и что было для него не столько сущностью, сколько неким личностным свойством, «которое невозможно имитировать». Слова псалма «Близок Бог ко всем призывающим Его, ко всем, кто призывает Его в истине»[8] рабби Мендл толковал следующим образом: «Все призывающие Его в истине, таящейся в их душах, и не согласные пойти на мир даже со своими единомышленниками, если ценой такого мира должен стать отказ от этого личностного свойства».