Хайо, адотворец - страница 9



– Может, Дзун-сан ему не сказал. – Хайо вспомнила, с какой бережностью тот всегда говорил о Коусиро. Вряд ли он хотел бы, чтобы брат думал, будто заразил Дзуна своей невезучестью, потому что именно этого Коусиро как раз и боялся.

Снова ощущение натянутой тетивы.

– Давай найдем Коусиро и спросим. Чтобы наверняка.

– Отличный план – только не сейчас, а завтра, – твердо сказал Мансаку, кладя руки на плечи сестры. – Коусиро подождет. Мы же не знаем, вдруг Дзун вернется ночью. Тогда мы призовем его проклятолога, этого бога, – пусть вздрючит нашего беглеца за то, что заставил нас волноваться. И все встанет на свои места. К тому же ты уверена, что доберешься до театра и не заснешь на ходу?

Хайо скривилась. Напряжение и новости разом навалились на нее, и благодарность за приют в незнакомом месте смешалась с внезапно подкравшейся усталостью. Мансаку сжал ее плечо:

– Здесь у тебя будет больше дел, чем в деревне. Может, отдохнешь, пока есть возможность?

Хайо неохотно сдалась.

– Ладно, Коусиро – завтра, – согласилась она. Мансаку расслабился.

Он собрал снимки Дзуна в конверт, а Хайо отправилась на кухню искать подношения для богов. Акт вежливости. Соль, рис, вода. Жители деревни Коура иногда оставляли те же продукты на пороге дома Хакай в смутные времена. Богов в деревне не было, но Хакай больше всего подходили в качестве альтернативы.

В кухне обнаружился отдельный алтарь для бога по имени Коудзин-сан, Хранитель очага. Хайо раскладывала подношения, когда из гостиной явился Мансаку с разными вазами и сосудами, чтобы почистить их и наполнить.

Когда все было поставлено обратно на алтарь в гостиной, Мансаку дважды поклонился.

– Что ты делаешь? – уставилась на него Хайо.

– Произвожу хорошее первое впечатление.

Разумно. Хайо подошла поближе, Мансаку выпрямился и хлопнул в ладоши:

– Благодарим Омононуши-но-Оками, Саё-но-ме и Безымянных Миросозидателей за сегодняшнее гостеприимство. Простите, что побеспокоили вас. Мы очень надеемся, что вы хорошо присматривали за Дзуном, с учетом его проклятия и всего остального, и искренне это ценим.

Они поклонились еще раз. Хайо задумалась, стоит ли ждать какого-то знака, что боги обратили на них внимание. Чтобы выжить, богам нужно было слышать, как люди произносят их священные имена. Каждый раз, когда человек так делал, он загадывал существование этого бога. Такое желание давало богам мусуи – чистую творческую энергию для сохранения телесной формы. Без нее боги развоплощались и вновь становились безликими, безымянными, забытыми силами природы.

Хайо отправилась спать наверх. Мансаку задержался, прижавшись лбом к рукам. Неудивительно, что он относился к богам благосклоннее. При рождении мать дала ему имя Кириюки – той самой водяной косы, связанной с его духом. Она пыталась внушить ему, что он в большей степени оружие, нежели человек, но после ее смерти он взял имя Мансаку, вернув себе таким образом человеческую суть. Мансаку лучше других понимал, как важно называть вещи, чтобы заставить их быть.

Хайо забрала с собой листок с именем Тодомэгавы Даймёдзина, а также газовую горелку и палочку благовоний – на случай, если ночью вернется Дзун.

Закрыв глаза, она ненадолго задумалась, как могло бы выглядеть пламя жизни бога, питаемое мусуи всех тех людей, которые дали ему имя.

Наутро Хайо поняла, что что-то не так. В поле зрения мельтешили крупицы невезения, похожие на тени снежинок и блестевшие каким-то жирным блеском. Хайо посмотрела на свои руки и нахмурилась. Половина печати силы на указательном пальце поблекла.