– Спасибо, – искренне сказал Хелот. – Не знаю, что бы я без вас делал.
Когда они вышли на улицу и двинулись в сторону Ратушной площади, Греттир тихонько спросил своего старшего друга:
– Скажите, сэр… А если бы я не был вам нужен здесь, в Ноттингаме, вы дали бы меня убить?
Хелот поскользнулся на гнилой корке и чуть не упал.
– Как такая дикая мысль могла прийти в столь умную голову?
Греттир слегка покраснел.
– Простите, – пробормотал он. – А этот… человек, который меня… – Не договорив, он коснулся своей шеи. – Кто он?
– Алькасар? Так, один неверный. Очень славный парень.
Греттир еле заметно дернул ртом, однако от комментариев воздержался.
Дом шерифа был, пожалуй, самым роскошным в Ноттингаме. По фасаду его украшали четырнадцать аллегорических фигур, искусно вырезанных из песчаника: семь пороков и семь добродетелей с атрибутами в руках. Добродетель, именуемая Смирением, имела отдаленное сходство с Дианорой, а порок под названием Необузданный Гнев – с Алькасаром, когда сарацин злился.
Слуга провел посетителей через несколько пустых комнат во внутренний дворик, откуда доносился голос шерифа. Судя по всему, сэр Ральф был сильно разгневан.
Развалившись своим грузным телом в неудобном кресле с высокой спинкой, шериф кричал на Гая:
– Вы идиот, Гисборн! И знаете почему? Кровь Господня! Я вам объясню! Всех ублюдков, которых вы захватили в Гнилухе, нужно было вешать незамедлительно! На месте!
Шериф замолчал и уставился на сэра Гая, немилостиво сощурившись.
Воспользовавшись паузой, Греттир вышел вперед и произнес вежливое, но достаточно сдержанное приветствие. Шериф в ответ махнул рукой и уставился на Хелота, которого видел впервые.
– Позвольте вам представить моего друга. Доблестный Хелот из Лангедока, – произнес Греттир немного громче. – Рыцарь Ордена Храма.
Хелот поклонился.
– Счастлив видеть вас, сэр Ральф Ноттингамский, – сказал он по возможности звучным голосом. – Ибо наслышан о подвигах ваших, о смелости и вместе с тем осмотрительности.
– Рад познакомиться, – сказал сэр Ральф. Он смотрел на Хелота довольно приветливо, а последние его слова окончательно прояснили взор сэра Ральфа. – Садитесь, господа. Вина?
Господа сели, и вино было принесено, после чего беседа потекла сама собой.
– Сколь дивен сей туманный край, – завел Хелот, – поистине небеса эти притягивают взор и заставляют вспомнить о божественном.
– О да, – кивнул сэр Ральф. – Вы, видимо, обратили внимание на фигуры, установленные на фасаде моего дома. Они служат в назидание горожанам, ибо всякий раз, проходя мимо, эти бедные люди поневоле задумываются над тем, что есть добродетель, а что порок.
– Чудесные фигуры! – согласился Хелот. – Как вы, должно быть, счастливы в этой стране…
– Увы, – сказал шериф с ноткой доверительности в голосе. – Хлопоты, мой друг, хлопоты, ничего, кроме забот и неблагодарности людской. То какие-нибудь холопы бегут в леса, то мои рыцари совершают глупость за глупостью. Вообразите… – Он мелко захихикал, что никак не вязалось с его представительной наружностью. – Вообразите, мы до сих пор не можем поймать какого-то Робина из Гуда…
– Из Локсли, – угрюмо поправил Гай. – Но он-то как раз пойман…
– Поистине, – заключил шериф, не соизволив расслышать последней реплики, – счастлив лишь тот, кто предоставлен сам себе.
– К сожалению, таких обетованных уголков не найти более, – сказал Хелот.
– Я слышал, сэр, что на вашей родине сейчас тоже кипит война, – вставил Греттир и с еле заметным беспокойством повел на Хелота глазами.
