Перед беком стояла шкатулка с украшениями. Жена бросила мимолетный взгляд на шкатулку и села на подушку. Эти вещи, способные свести с ума всякую женщину, в особенности курдианку, которая может, как ребенок, радоваться всяким побрякушкам, в глазах Хуршид были простыми стекляшками, которые, однако, подобно острому ланцету, врезывались в ее сердце.
Бек, заметив ее волнение, сказал:
– Что ты глядишь так сердито? Я уделю тебе часть вещей.
– Мне нужен только саван, ни в чем больше я не нуждаюсь, – ответила жена дрожащим голосом.
Тусклый свет фонаря падал прямо на ее бледное лицо.
– Что случилось, Хуршид? – спросил бек ласковым голосом. – Не приснилось ли тебе что-либо страшное?
– Не сны мне снятся, я вижу наяву, что совершается у меня на глазах…
Бек не сомневался, что не его преступные деяния – разбой и жестокие кровопролития – могли возмутить его супругу. Он знал, что Хуршид, как и всякая курдианка, не дала бы ему покоя, если бы он перестал разбойничать. Следовательно, было что-то другое, возбудившее гнев жены.
Хуршид была единственной женой бека, хотя, по магометанскому закону, ему не запрещалось иметь их несколько. Но, кроме принятого у курдов обычая единоженства, существовала и другая причина, по которой бек не мог иметь второй жены.
Хуршид была дочерью шейха, человека весьма сильного. Его духовная власть распространялась на все племена курдов; одно его олово могло лишить влиятельнейшего вождя занимаемой должности. Бек обязан был своим положением шейху, как единственный зять его. Взять другую жену, имея женой дочь шейха, было бы оскорблением для благородного рода Хуршид. Вот что занимало мысли бека, когда он увидел печальный и гневный облик жены.
Рассуждая практически, он считал невозможным изменить свои отношения к жене, так как она была дочерью шейха. Но когда глаза его опять остановились на блестящих женских украшениях, то в воображении снова явился тот нежный девичий образ, которому минутой раньше он предназначал эти вещи.
Он понял причину гнева жены, и всем его существом овладела ярость влюбленного зверя.
– Хуршид, – сказал он звучным голосом, – чего ты хочешь от меня?
– Я уйду от тебя, – ответила она спокойным тоном. – С этого дня я тебе больше не жена. Завтра я должна ехать к отцу.
– Что за причина?
– Я не допущу, чтобы какая-нибудь поганка делила права жены с дочерью шейха!
– Она будет служанкой.
– У меня их и так много.
– Я люблю ее.
– Люби, сколько хочешь, но дорого обойдется тебе эта любовь…
– Что же ты сделаешь?
– Это мое дело…
– Ты угрожаешь мне, негодная?.. Я сейчас же растопчу тебя и уничтожу, как черепок.
– Ни шагу дальше! Видишь?.. – закричала она, направив на него пистолет и встав в угрожающей позе.
Бек испугался. Он не ожидал такой решительности. Рассудок взял верх над гневом и удержал его от злого намерения, хотя он уже схватился за рукоятку кинжала, висевшего у пояса.
С женской половины послышался плач проснувшегося ребенка. Это был голос мира, который укротил гнев супругов. Материнское чувство победило чувство женской ревности, и Хуршид поспешила к плакавшему ребенку, сказав:
– Я отомщу тебе…
