ХЕРЪ. Триллер временных лет - страница 10

А уж на фоне Ниро Вульфа Холмс и вовсе предстал неким лузером в постижении сути вещей. Рекс Стаут оснастил своего героя принципиально иным способом мышления – дедуктивным, который предполагал постижение проблемы в целом, её алгоритма, что позволяло толстяку, не вставая с кресла, распутать любую загадку. А для сбора улик у него всегда был под рукой расторопный Арчи Гудвин. Однако эти улики необходимы были лишь для суда. Для истины они не имели никакого значения.

Путь познания от мелочей до сути, от частного к общему имел КПД паровоза, к тому же не был универсален, и всякий раз приходилось начинать всё с начала. Тот, кто умел схватывать главное, находить алгоритм, не играл в детские паззлы, притом вслепую. Вот знаменитый физиолог Иван Петрович Павлов замучил десятки дворняг, сверля им черепа, дабы добраться до собачьего мозга и выяснить, как он работает. В конце концов Павлов был вынужден признать: «Никто не может знать, что делается в мозгу собаки». Это был путь Шерлока Холмса от науки, жёсткий, пусть и сверхобъёмный, диск которого вращался лишь в одной плоскости.

Эмпирический путь познания был не только громоздок, зачастую жёсток, но и малоэффективен. Андрюша окончательно понял это, готовясь к выпускным экзаменам. Он знал, что его аттестат давно заполнен, нужно было лишь забрать сей документ вкупе с золотой медалью в кабинете директора. Однако он не любил халявы и должен был быть внутренне уверен: школьную программу по всем без исключения предметам одолел. К сему, как известно, и прилагается аттестат зрелости.

Прочтя все необходимые учебники за одиннадцатый класс, Андрюша сложил их аккуратной стопкой на столе, а затем одним движением локтя смахнул на пол как ненужный хлам. Этим символическим жестом он высвобождал свою память, отряхивался от накопленного завала прописных истин и шаманского тыканья пальцем в небо. Практически все дисциплины в учебниках являли собой, по сути, унылую беллетристику: и переписанная, многажды правленая история, и разжёванная, обглоданная до костей, до запятых литература, и посленьютоновская, высосанная из эйнштейновского пальца теоретическая физика.

А курс биологии расставил для Андрюши всё по своим местам: человек знал о своём мозге не больше, чем Павловская собачка – о своём. И только тот, кто обладал индуктивным методом исследования (о познании, прорыве речь не шла), мог с таким несовершенным инструментом проламываться в чужие черепа. Пусть это и были вечные наши скитальцы – дворняги. По большому счёту ведь так и неизвестно, кто кого исследовал – Иван Петрович собаку или она его. Об условных рефлексах бородатого человека, вооружённого страшным сверлом, бессловесная тварь не распространялась.

А в общем-то всё это было достаточно жутковато: если не брать в расчёт пресловутую и анекдотическую обезьяну, человек жил полным сиротой в этом громадном и гулком мире, неизвестно откуда взявшийся и неведомо куда бредущий на ускользающей из-под ног, юлой вертящейся Земле.

Школьный курс наук, основательно расширенный Интернетом, оставлял гнетущее чувство человеческой ущербности. А свято место – то, что могло хоть как-то оживить это бессмысленное существование, оставалось пусто. Поэтому науке был присвоен номер 13 – цифра многозначительная, однако счастья, как правило, не приносящая.

Главным же аттестатом зрелости, который Андрюша вручил сам себе, просидев три года за компьютером и учебниками, стала констатация печального факта: человеку, в точности как и братьям его меньшим, не дано было постигать окружающий мир во всей его неодолимой полноте. Как пёс отрывал притоптанную в грязь мозговую кость, не зная, откуда она здесь и почему, так и человек открыв, например, электричество, не знает и по сей день, откуда оно и в чём его суть. И нет толка в том, что, в отличие от животного, человек сознаёт эту проблему. Ответов всё равно не имеется. Кроме одного: животные и люди имели разный уровень доступа к познанию. Однако, по сравнению с его бесконечностью, большой разницы тут не было.