Меня возбуждает ежевика.
Приехали.
– Куда приехали?
Черт, я сказал это вслух?
– Почти приехали, – исправляюсь я, мысленно проклиная себя за тупость.
– Почти приехали, а ты все еще не рассказал мне то, ради чего, собственно, и заманил в свою машину.
– Нечего рассказывать, на самом деле, – пожимаю плечами. – Просто мне лучше не заниматься сексом.
– И в чем причина?
– Расскажу в другой раз. Ведь мы уже приехали.
Амелия закатывает глаза:
– Ты лжец.
– Ага. Беру пример с тебя.
Она улыбается:
– Спасибо, что подвез. И за то, что теперь весь вечер буду сгорать от любопытства.
– Невозможно не сгорать, думая обо мне, – подмигиваю ей, и она одаривает меня скептическим взглядом, вызывая у меня усмешку. – И рад, что ты проведешь всю ночь с мыслями обо мне.
– Не льсти себе. Я проведу ночь с мыслями о Фридрихе.
– Ты так и не ответила мне.
Амелия в недоумении смотрит на меня.
– Я ведь спросил тебя еще в школе: кончила ли Франческа еще раз, – поясняю.
– Нет, не кончила. – Она смущенно отводит взгляд, и я вновь ухмыляюсь:
– Что ж, тогда тебе лучше провести эту ночь не с Фридрихом. Ведь будь Франческа со мной, она бы кончила еще раз.
Теперь Амелия хохочет.
– Почему ты смеешься?
– Потому что ты очень смешной, – сквозь смех отвечает она. – Никогда не встречала мастеров пикапа в реальной жизни.
– Я не мастер пикапа! – возмущаюсь.
– Но ты определенно пытаешься им стать. Ты забавный.
– Сексуальный. Ты оговорилась.
– Я пойду. Еще раз спасибо. – Снова рассмеявшись, Амелия открывает дверь моей машины и выходит на улицу, и я тут же открываю пассажирское окно, чтобы с ней попрощаться, как она вдруг опирается локтями на него и произносит: – И, кстати, будет смешно, если ты окажешься девственником.
Открываю от удивления рот.
– Я не девственник! – воплю ей вслед, когда она выходит из моей машины. – Хотя постой… А что, девушек заводят девственники? Если хочешь, я могу сделать вид, что ты у меня первая.
Амелия отводит взгляд и заливисто смеется.
– Пока, Джейк.
Смотрю ей вслед с улыбкой и кричу:
– Пока, Принцесса.
Закрываю окно «Мерседеса» и откидываюсь на подголовник. С губ срывается шумный вдох, и улыбка тотчас же сходит с лица.
За последние три года я так привык вести себя как придурок, что сложно уже даже самому поверить в то, что я не озабоченный.
Я слишком долго был хорошим, верным и преданным. Я делал для Элизабет все: устраивал свидания, был внимательным в любых мелочах, проводил с ней много времени, дарил подарки и, черт возьми, качественные оргазмы. Так почему тогда она мне изменила?
Этот вопрос мучает меня уже слишком долго, ведь говорят, что в измене виноваты оба. Значит, я сделал что-то не так. Вот только что именно, я гадаю уже целых три года.
Я так жалок.
Просто вот если подумать: допустим, она вернется, и что дальше? Я смогу забыть о ее измене? О том, как она прямо на глазах стонала с другим?
Черт, я видел и слышал все. Каждое ее движение на нем. Каждый ее стон.
Так почему я все еще не могу разлюбить? Почему не могу ее ненавидеть?
И, самое главное, почему я поставил собственные чувства к ней выше своей карьеры?
Футбол никогда меня не предаст. Он не осудит, не сделает больно и не унизит тебя. Поле – мой дом, мяч – лучший друг. И я не могу поверить в то, что я так легко готов был отказаться от всего этого из-за девушки, которая никогда меня не любила.
Зажмуриваюсь на мгновение, а затем все же беру себя в руки и, вжавшись пальцами в руль, плавно стартую с места. Мимо проносятся колоритные фахверковые домики Ротенбурга с треугольными крышами, балкончики которых украшены цветами разных оттенков.
