HHhH - страница 25

Сегодня ночью мне снилось, что я пишу главу о покушении, и начиналась она так: «Черный “мерседес” полз по дороге, как змея…» Вот тут-то я и остановился, поняв, что сначала надо рассказать обо всем остальном, ибо к этому главному эпизоду должно подвести нас с читателем именно все остальное. К тому же, разматывая до бесконечности ленту причинно-следственных связей, я сумею оттянуть момент, когда надо будет подступиться к главному, к самой яркой сцене романа, к той, которую предстоит сделать ударной…

Надо представить себе географическую карту, а на ней – концентрические круги, внутри которых Германия. Под вечер 5 ноября 1937 года Гитлер разворачивает свои планы перед военачальниками – Бломбергом, Фричем, Редером, Герингом – и своим министром иностранных дел Нейратом.[57] Суть немецкой политики, напоминает он (хотя, мне кажется, всем и так это понятно), в том, чтобы обеспечивать безопасность людей единой арийской расы, беречь и приумножать расу, а решение этой задачи упирается прежде всего в проблему жизненного пространства (пресловутое Lebensraum), – и вот тут-то мы и можем приступить к вычерчиванию на карте концентрических кругов. Только станем двигаться не от самого маленького круга до самого большого, чтобы охватить взглядом все экспансионистские намерения Третьего рейха, а наоборот – пойдем от самого большого к самому маленькому, потому как это поможет сфокусироваться на тех странах, на которые прежде других нацелился людоед.

Не считая нужным хоть как-то это обосновать, Гитлер объявляет, что немцы имеют право на большее жизненное пространство, чем другие народы, и будущее Германии прямо зависит от решения проблем, поставленных именно потребностью в расширении пространства. Но где же его, это пространство, взять? Нет, не за морями, не в каких-то далеких африканских или азиатских колониях, а непосредственно здесь, по соседству с рейхом, в самом центре Европы. И вот сейчас мы чертим по границам Старого континента окружность, внутри которой оказываются Франция, Бельгия, Голландия, Польша, Чехословакия, Австрия, Италия, Швейцария, а затем и Литва (вспомним, что Германия того времени дотягивалась до Данцига и Мемеля[58] и соседствовала со странами Балтии). Отсюда и первый вопрос Гитлера к собравшимся: где Германия может достичь наибольшего успеха наименьшей ценой, куда следует устремиться в первую очередь? Предполагаемое военное могущество Франции, равно как ее связи с Великобританией, исключают ее из круга, а с нею вместе – Бельгию и Голландию, которые находятся в сфере стратегических интересов французского Генерального штаба. Муссолиниевская Италия также не годится в качестве цели – тут причины совершенно понятны. Экспансия в сторону Польши и стран Балтии может затронуть чувствительные струны России, а это преждевременно. Швейцарию, как всегда, стоит приберечь куда в большей степени как сейф, чем как нейтральную территорию. Ну и что остается? Круг сужается и перемещается к зоне, в которую входят всего-навсего две страны. «Первым делом мы должны нанести удары одновременно по Чехословакии и Австрии – так мы избежим опасности фланговой атаки в случае возможной операции, направленной против западных государств». Из одной этой фразы видно, что, едва назначив первые «мишени», Гитлер уже думал о расширении круга.

Если оставить в стороне реакцию Геринга и Редера – нацистов, как говорится, до кончиков ногтей, – можно сказать, что планы Гитлера ввели его собеседников в ступор. Кое-кого даже и в буквальном смысле: у Нейрата, к примеру, в дни, последовавшие за оглашением этого блестящего проекта, случилось несколько сердечных приступов подряд. Бломберг и Фрич (первый был военным министром и главнокомандующим вооруженными силами, второй – главнокомандующим сухопутными войсками немецкой армии) попытались протестовать, причем с горячностью, абсолютно неприемлемой при царящих в Третьем рейхе нравах. Старая гвардия тогда, в тридцать седьмом, еще верила, что может быть той силой, которая в глазах диктатора, столь неосторожно приведенного ею к власти, кое-что значит.