– Возможно, подруге твоей сестры все это просто привиделось, – говорю я, прощупывая почву.
– Возможно, – соглашается она.
Похоже, мой список дел на сегодня только что увеличился пунктов на сорок. Нужно подготовиться к появлению Хейуорд, нужно…
А вдруг Аза будет совсем не против, чтобы ее забрали наверх?
Судорожно сглотнув, я начинаю:
– А вдруг…
Не поделиться ли с ней всем, что мне известно? Нет, не стоит.
– А вдруг что?
– Ничего, – говорю. Она пристально смотрит на меня, но я продолжаю молчать.
Ну что же.
Я всю жизнь пытался добиться невозможного, с малых лет планировал для Азы счастливое будущее. Я делаю вид, что разглядываю улицу, чтобы спрятать от нее лицо. Родным и близким не стоит знать о наших самых глубоких переживаниях и самых темных страхах. О наших секретах.
– Я тебя в обиду не дам, – говорю я, не глядя на нее. Она бы все поняла по выражению моего лица. Я беру ее за руку и сжимаю холодные пальцы. – Я с тобой, все образуется.
– Откуда тебе знать?
– Ты до сих пор жива, мы вместе, а значит, чудеса случаются.
Аза молчит. Повернувшись к ней лицом, я ловлю на себе ее серьезный, пристальный взгляд.
– Ты – главная радость в моей жизни, – говорю я.
– Правда?
– Правда. – Странно… неужели она сомневается в моих чувствах? Я возвращаю беседу в привычное для нас русло, озвучивая весьма неприятный, но не дающий мне покоя вопрос: – Я вселяю в тебя ужас?
Короткая пауза.
– Нет, – говорит она. – Ты тоже главная радость в моей жизни, потому что никто не умеет печь такие вкусные торты, как ты.
Всем своим видом она пытается убедить меня, что все будет нормально, что ее мысли заняты одним лишь предстоящим праздником. В то же время в ее взгляде читается немая просьба не возвращаться больше к этому разговору. Знакомый взгляд. Раньше она награждала им тех, кто интересовался, каково это – быть неизлечимо больной.
Что ж, если она так этого хочет, буду делать вид, что все хорошо.
Она резко встает и, не дав мне опомниться, исчезает за дверью. Что-то подсказывает мне, что она не до конца со мной откровенна. Уверен, и ей что-то подсказывает, что я не до конца откровенен с ней.
Я-то знаю, в чем покривил душой. Прежде чем проследовать за Азой внутрь, я достаю свой тайный мобильник и отправляю смс.
Родителей я обнаруживаю в гостиной: мама отрывается по полной под какую-то странную мелодию, а папа сыплет чудовищными шутками, над которыми сам же и угорает. У меня создается впечатление, что мы находимся по разные стороны стеклянной стены.
Вот бы куда-нибудь спрятаться от дорогих мне людей, чтобы их оградить…
Что-то надвигается. Об этом кричат все мои инстинкты, все органы чувств.
И тут мама такая: «А ты знала, что мыши умеют петь?»
Я (сделав над собой усилие): «Так вот что у вас тут играет?»
Я-то думала, они электронную музыку слушают, а это, оказывается, хор мышат в современной аранжировке. Вышло очень ритмично. Даже не знаю, что сказать.
Мама: «Это мышиная версия… творчества Барри Уайта».
Я: *приподнимаю одну бровь*
Мама: «Правда-правда! Она на них действует как афродизиак. Мышки в кухне наверняка уже разбились на пары».
Не хватало только, чтобы она завела про презервативы для грызунов…
Мама изображает, что поет в микрофон, папа отвечает тем же, и оба прыскают со смеху, как люди, привыкшие смешить друг друга со времен Юрского периода.
Ладно, рассказы о безумствах моих родителей к делу не относятся.
