Голландский полковник, стоявший у поручней на корме, посмотрел вверх, на Хэла. И, подняв саблю, ткнул ею в сторону юноши. При этом он что-то закричал, однако ветер и продолжавшийся пушечный огонь заглушили его слова. Но Хэл понимал, что нажил смертельного врага.
Это понимание придало ему сил. Времени перезаряжать фальконет не было, он уже сделал свое дело. Хэл знал, что этот единственный выстрел спас жизни многим из его собственной команды. Он остановил голландских стрелков, прежде чем они смогли скосить тех, кто ринется на абордаж. И понимал, что ему следует гордиться этим, но не мог. Он боялся голландского полковника.
Хэл потянулся к длинному луку. Ему пришлось встать во весь рост, чтобы натянуть его. Первую стрелу он пустил в полковника. Полковник находился на границе полета стрелы. Но голландец уже не смотрел на Хэла; он командовал оставшимися в живых, распределяя их по позициям на корме галеона. К Хэлу он повернулся спиной.
Хэл выждал чуть-чуть, оценивая ветер и движение кораблей. А потом пустил стрелу и увидел, как та умчалась прочь, вращаясь, подхваченная потоком воздуха. На мгновение Хэлу показалось, что она попадет в цель, в широкую спину полковника, но ветер помешал ей. Она пролетела совсем рядом, на расстоянии ширины ладони, и вонзилась в доску палубы, где и замерла, дрожа.
Голландец снова посмотрел вверх, на Хэла, и его длинные заостренные усы презрительно дрогнули. Он и не подумал искать укрытие и снова повернулся к своим людям.
Хэл бешено схватился за другую стрелу, но в это мгновение корабли столкнулись, и его чуть не выбросило через край его «вороньего гнезда».
Раздался скрежет, треск дерева, иллюминаторы на корме галеона разбились при столкновении. Хэл посмотрел вниз и увидел Эболи, черного колосса: тот раскручивал над головой абордажный крюк, а потом швырнул его вверх.
Крюк ударился о палубу, но когда Эболи дернул канат, тот надежно зацепился за поручни на корме галеона. Один из голландской команды подбежал к нему и замахнулся топором, чтобы перерубить канат. Хэл коснулся губами оперения второй стрелы и выпустил ее. На этот раз он правильно учел сопротивление воздуха, и стрела воткнулась в горло голландца. Тот уронил топор и схватился за древко стрелы, потом попятился назад и упал.
А Эболи схватил второй крюк и швырнул его на корму галеона. За этим крюком полетел с десяток таких же, брошенных другими матросами. И через несколько мгновений оба корабля были связаны между собой целой паутиной манильских канатов, слишком многочисленных, чтобы защитники галеона смогли их перерубить, хотя они и рассыпались вдоль фальшборта с топорами и саблями.
«Леди Эдвина» пока что не палила из пушек. Сэр Фрэнсис придерживал орудия до того момента, когда они понадобятся больше всего. Ядра могли повредить мощную обшивку галеона, а в планы сэра Фрэнсиса вовсе не входило губить свою добычу.
Но теперь, когда корабли оказались связаны друг с другом, момент настал.
– Канониры!
Сэр Фрэнсис взмахнул саблей над головой, привлекая их внимание. Канониры стояли на своих местах, держа в руках тлеющие фитили, и не сводили с него глаз.
– Огонь! – рявкнул сэр Фрэнсис и резко опустил саблю.
Ряд кулеврин грохнул разом, как некий дьявольский хор. Их мушки почти прижимались к корме галеона, и ее затейливая золоченая резьба вмиг превратилась в облако дыма, разбрасывая белые щепки и осколки стекол из иллюминаторов.
