Во время классного часа темные тучи застлали мой сияющий лазурью небосклон. Гроза же разразилась вечером. Мама метала громы и молнии. Я давно не слышала, чтобы она так орала – пожалуй, с того самого дня, когда я впустила в квартиру цыган, и они утащили все, что плохо лежало. А как я могла не впустить? Я услышала звонок, открыла дверь и увидела двух женщин, одна из которых едва стояла на ногах – глаза ее были закрыты, голова безжизненно склонилась на плечо товарки, руки висели, как плети.
– Доченька, пособи. Голодный обморок у нее.
Я помогла довести страдалицу до дивана и хотела уже бежать к телефону, чтобы вызвать скорую. Однако цыганка – та, которая выглядела бодрой и здоровой, – сказала:
– Ой, касатка, ты лучше накорми-ка ее, она враз-то и оживет.
Я ринулась в кухню разогревать суп, котлеты, рагу – все, что нашла в холодильнике. Только когда я пришла в зал, чтобы позвать гостей к столу, их там уже не было. Новенького плоского телевизора, за который папа продолжал в то время выплачивать кредит, там тоже не было. Позже выяснилось, что пропало еще много чего, просто я сразу не заметила.
Вернувшись с родительского собрания, мама орала так, словно нас опять обчистили цыгане. Я сначала решила, что она из-за злосчастных троек расстроилась. Однако одна из произнесенных с надрывом фраз заставила меня вздрогнуть:
– Я и подумать не могла, что моя дочь способна без спроса рыться в чужих вещах.
Я испугалась, решив, что мама сошла с ума. Наверное, глаза у меня сделались, как чайные блюдца. Мама даже кричать перестала и объяснила, наконец, в чем дело. Оказалось, Марина Викторовна попросила ее остаться после собрания для приватного разговора. Она поделилась своим беспокойством по поводу снижения моей успеваемости, а потом заявила, что неуда по поведению я избежала лишь потому, что она, Марина Викторовна, только перед собранием узнала, что я без спроса брала журнал из учительской.
– Я волновалась по поводу четвертных оценок, поэтому решила взять журнал и посмотреть, что у меня по физике и химии выходит, – соврала я, не моргнув глазом.
– Посмотрела и успокоилась? – съехидничала мама.
Я опустила голову.
– Да ты вообще не имела права без спроса в учительскую входить, – закричала мама, как будто кто-то вновь завел пружину гнева у нее внутри. – Марина Викторовна сказала, что ты все журналы местами поменяла. Учителя на следующий день на уроки опаздывали – журналы искали.
Я опустила голову еще ниже. Только мне мое раскаяние ни капельки не помогло – мама решила, что я качусь по наклонной, что меня интересуют только мальчики (несправедливо! только один мальчик – Руслан), и что меня нужно безотлагательно спасать.
Домашний арест на все каникулы – таков был приговор. Вовсе не Вера (которая, кстати, благополучно получила в четверть четверку по физике), а я сидела в квартире, как пригвожденная. Папа нашел в интернете кучу задач по алгебре, физике и химии, чтобы я на каникулах не скучала. Здорово меня эти задачки развлекали, ага. Прям до зубовного скрежета. Пришлось решать, куда деваться то – папа каждый вечер проверял, как я поработала.
Только большую часть дня я все-таки бездельничала – сидела на подоконнике, обхватив колени руками, и смотрела в окно. Как назло, солнце светило ярко и задорно, словно к нам пожаловал не ноябрь, а сентябрь. Рыжие лучи, как будто дразнили меня: «Выходи, ну, выходи же! Смотри, как тут у нас весело!»
