Королевство, поражённое захватнической лихорадкой, не только плевало на забавы какого-то там юнкера из болот, но и на сами гидротехнические проблемы. Землеустройство и мирная жизнь бледной тенью плелись в обозе государства. Потому крепкий дом торчал едва не единственным целым зубом в гнилой челюсти Поморья. «Откусить» что-то ещё для себя Отто был не в силах и безумную злость срывал на близких.
Сынок Иоганна был точной копией отца. Но только внешне и на словах. Не работал ни дня. Своё призвание видел в том, чтобы не снимать ежовые рукавицы ни днём, ни на ночь. Держал в страхе рабочих, слуг и семью.
Отто не мог бы объяснить бешенства, охватывающего его при виде сына. Курту недавно исполнилось двенадцать. Вот и сейчас. От этого пугала, одетого в форму гитлерюгенд, стоящего по стойке смирно напротив, нет никакого толка. Несмотря на неподвижный, выражающий преданность взгляд под косой чёлкой и плотно сжатые губы.
Не раз замеченное напряжение, выступавшее каплями пота на лбу и возле носа, готовое вот-вот повергнуть тщедушное тело в конвульсиях припадка отца только раздражало. «Слюнтяй», – думал и ошибался самодур, доверяя кому-то хихикающему в голове: «Что с него взять? С ним явно что-то не так».
Несколько бесконечных минут в комнате звенело молчание. Размышляя, не отводя пристального взгляда от сына, Отто одной рукой ласково поглаживал бок прильнувшей Греты. Та изображала кошку. Поднимала на отца взгляд, полный любви, и переводила пустой и холодный, как у кукол фрау Блюм, на братца-близнеца.
В тот момент думать о сестре Курт не мог. Он испытывал жгучую смесь ненависти и жалости: «К кому?! Дикость какая». Страх сковал шею, челюсти, дыхание, а беспорядочные мысли скакали: «Что на этот раз?! Птенец или кошка? Кошка… Нет, птенец».
– Подойди-ка ближе, маленький негодник. Ты должен научиться отвечать за свои проступки, – в голосе отдалённо громыхнул гром. – Должен? Отвечай! Господин Ланге пожаловался, что не может найти кота.
Оцепеневший Курт исподлобья следил за рукой, усыпанной веснушками, поросшей бесцветными волосами, безотчётно ползущей к едва обозначившейся груди Греты под пелериной платья. Он знал, что в такие моменты бог занят более важными делами в других местах, а больше её никто не спасёт от бесчестья, а его – от порки.
Судьба в толстом велюровом халате с шалевым, отстроченным ромбами воротником медленно подняла колокольчик. Подержала раздумывая, а после легонько потрясла. Стены коридоров разнесли позорную весть по дому. Мелодичный звон вырвался в приоткрытое окно и достиг заросшего диким волосом уха кучера Вальтера. Тот крякнул и глубже спрятал мякоть глаз под кустистыми бровями. Его широкая спина растворилась в тёмном проёме конюшни в направлении упряжи.
Осуждённый испытал такое облегчение, будто долго терпел нужду и наконец помочился. Никакая порка не сравнится с пыткой под чугунным пресс-папье барона. Мальчик щёлкнул каблуками, вскинул руку в приветствии. По коридорам к выходу шёл неторопливо, пальцем вытянутой руки считая панели обивки. Уже знал, что старый Вальтер побьёт для отмазки слегка. Только один раз вытянет с плеча, чтоб герр Отто не заподозрил, а не то и места лишится.
Во дворе свернул к хозяйским постройкам. Испуганной, случайно перелетевшей изгородь пеструшке так поддал, что та, отчаянно кудахча, взлетела метра на полтора. В мелких окошках домика прислуги задёргались занавески.
