– Какая-то ты не такая в последние дни.
– Я думаю, Шурик, – с горечью произнесла Александра, – для чего все это мне выпало? Му́ка такая! Если б людей спасла, подвиг совершила – тогда другое дело. А то так… нелепость одна.
– Выжить после такой травмы – тоже подвиг. – Я собрал мусор с тумбочки. – У тебя убирали сегодня?
– Убирали. Это я снова насорила, – улыбнулась Сашура.
– Ты, Сашурик, удивительная! Ты такой сильный человек! Если честно, я тебе иногда завидую, – признался я.
– Кому и позавидовать, как не мне! – со слезами в голосе прошептала она.
– Нет, понимаешь?.. Ты никогда не раскисаешь, всегда веселая. А я от каждой маленькой неприятности прихожу в такое дикое уныние, а то и отчаяние – хоть в петлю!
Мне показалось, что последних моих слов Александра даже не слышала. Она сидела на кровати и с какой-то отчаянной задумчивостью глядела перед собой.
– Саня, я хочу тебя попросить, – прошептала Сашура, откашлялась и заговорила громко: – Понимаешь, Костя последний раз у меня был четыре дня назад. Он приходил каждый день – и вдруг… Может, он заболел? Ты не мог бы сходить к нему?
Я вспомнил, что действительно видел Костю в последний раз на прошлой неделе. Вошел, чтобы сделать Сашуре подкожный вечерний укольчик (это мне давно доверяли). Он держал руку Александры. Она что-то говорила ему, и лицо у нее было спокойное, ясное. У Кости же, наоборот, вид был и смущенный, и возмущенный одновременно.
– Могу, конечно, к нему сходить.
– Я не хочу никого просить из наших знакомых.
– Я зайду, сегодня же зайду к нему, – торопливо пообещал я.
– Запиши адрес.
– Я запомню, говори.
– Некрасова, семь, квартира пятнадцать. Это за Октябрьской первая улица.
– Да знаю я, где Некрасова!
– Шурик, ты иди. Мне сейчас на пересадку. Надо с духом собраться.
Вечером я отправился к Косте. Доехал на автобусе до Октябрьской улицы, а затем дворами прошел на Некрасова.
– Здравствуй, Костя. Поговорить надо, – сказал я кудрявой голове, высунувшейся из двери на мой стук.
Не сказать, что он очень обрадовался мне. Это видно было по его растерянно-хмурой физиономии.
Мы прошли на кухню, уселись с разных концов кухонного стола, и я начал:
– Александра решила, что ты заболел.
– Здоров. Что со мной сделается?.. – вздохнул Костя.
– А что тогда не приходишь?
– Пока у нее было критическое состояние, – раздраженно сказал Костя, – я ходил. Каждый день ходил. А теперь пусть отвыкает.
– От чего отвыкает?
– От меня. От того, что у нее есть я.
– А надо отвыкать?
– Надо, – угрюмо подтвердил Костя.
– Вопросов больше нет, – сказал я, поднимаясь.
– Нет, ты сядь, – остановил меня Костя. – Ты не думай, я ведь не предатель по натуре. Не подлец какой-нибудь. Но понимаешь… Такое ощущение, будто не она это. Ты не видел ее раньше. Ты знаешь, какие у нее были волосы? Поток! Мы все время куда-то шли, ехали…
– Что же, по-твоему… – начал я.
– Да нет! – с досадой перебил меня Костя. – Я знаю, что ты хочешь сказать! Но у нее и голос стал совершенно другой. И говорит она о другом. И думает. Я любил Сашуру. Но я не люблю эту девушку, теперешнюю. Это совсем другой человек! Да и я изменился. Всё изменилось после этой черной пятницы.
Костя нервно помолчал и возмущенно воскликнул:
– Она стала похожа на цыганку! Ну что я сделаю?! Не нравится она мне больше.
– Интересно, на кого же она могла еще походить? – изумился я.
– На царицу Тамару. – Костя усмехнулся. – Чувствуешь разницу?
