Хочу быть русским! - страница 4

Когда буффонада от появления руководителя улеглась, я и Мишель отстранились от общей компании.

– Могу показать фотки про Текилу!

– Имя твоей питомицы мне очень нравится, Текилу никогда не пробовал.

– Так ты же не пьёшь?

– Это сейчас не пью. Бывало пил всё подряд, но Текилу в те времена не продавали. Глаза Мишель вопросительно расширились, но я не стал останавливаться на этой теме.

– Показывай свою кинозвезду!

Я стоял за спиной и тупо смотрел на монитор, где мелькали снимки семейной хроники. Собака на сене, собака во дворе, собака кушает, лежит, зевает и тявкает. Я увидел, кто меня вчера обокрал, подставил, рассмешил и обидел. Осторожно положил вторую перчатку рядом с мышью. Ради удивления, которое я увидел в глазах Мишель, можно было бы подкупить упряжку собак с Аляски, но Текила сделала всё сама.

– Как она к тебе попала? – спросила Мишель еле слышно.

– Ты действительно забыла перчатки в офисе, но после того, как упорхнула, сюда забежала эта умнейшая собака, гавкнула, что знает хозяйку и унеслась, но видать считать ещё не научилась, взяла только одну перчатку, – начал я юморить.

Впечатление сказочного чуда, охватывало меня всё больше, говорить ничего не хотелось. Глаза Мишель улыбались, искрились и лучились любовью.

Всё было понятно без слов.

Утро выдалось прохладным и ясным. Солнце нехотя всплывало из-за горизонта; его ярко-оранжевый сегмент, уже показался над полосой тёмных облаков, которые скопились над невидимым краем земли. Солнечный свет разливался по небосводу розовым куполом, щедро освещая землю. Я вышел на утреннюю тренировку, которую приучил себя делать пять дней в неделю, оставляя два дня на отдых. Ровно час я кидал мяч в баскетбольную корзину, ловил его руками или принимал то левой, то правой ногой, отбивая в футбольные ворота, которые стояли напротив баскетбольного щита. Такая тренировка заряжала меня энергией и наполняла упругостью мышцы, которые должны удерживать моё расхлябанное правое колено. В это утро броски прицельными не получались; мяч упрямо не хотел влетать в узкое горло сетки, ударяясь то в щит, то в обруч. За час я должен был пятьдесят раз попасть мячом в баскетбольную корзину. Зазвенел будильник мобильника, тренировка закончилась на сорок первом успешном броске.

– Вот «Рыбья холера», – пронеслось в голове выражение Марютки. Настроение после этого воспоминания почему-то улучшилось. «Сорок первый», ранняя, революционная мелодрама Лавренёва, трагический романтизм которой отпечатался в юном сознании как небольшая повесть и кинофильм со знаменитыми актёрами. Поэтические опыты молодой революционерки вызвали ироничное воспоминание о том, как она пыталась рифмовать в корявых строках собственные чувства и политические размышления:

Слово «двадцатеро» вызвало у меня двоякую иронию, направленную внутрь себя, потому что в юности мне нравилось придумывать слова, которые не существовали в словарях, но, как мне казалось, создавали гармонию и рифму. Иногда я сам, как Незнайка в поэтических опытах на слово пакля рифмовал: рвакля, шмакля… Мне думалось, романтические чувства, которые я переживал в юном возрасте, невозможно описать простыми, понятными словами, поэтому ссылался на Маяковского с его неологизмами, и старался придумать новые слова с потаённым и одновременно ясным смыслом. Все эти мысли затмились воспоминаньями о красоте Изольды Извицкой, которая помогла мне запомнить, Марютку, обаятельную женщину, поэтессу, революционерку и снайпера.