Хочу быть русским! - страница 5

– К чему эти воспоминания? – спросил я себя, уходя со спортивной площадки и переключаясь на повседневность. Давно замечено: ничего случайного в жизни не происходит, всё имеет смысл, который просто невозможно понять. Надо было собираться на работу, моя специальность агронома-садовода давала мне возможность подрабатывать, приводя в порядок приусадебные участки новых русских, которые успели построить довольно просторные дома, но что делать с землёй они не знали.

Как всегда, в 7–30, я миновал странный Т-образный перекрёсток, знак перед которым показывал, главная улица направо и подъехал к дому из светло-кофейного кирпича. Его двухэтажный фасад был ярко освещён восходящим октябрьским солнцем, тёплые лучи отражались в узком окне, которое вытянулось по одной из боковых стен. За стеклом смутно виднелась винтовая лестница, которая поднималась с первого на второй этаж. По идее архитектора, естественный свет освещал ступени, что по замыслу было прагматично и делало этот дом отличным от других. Крыша была накрыта тёмной медью, которая предавала зданию сходство со средневековым замком. Ворота из листового железа, были покрашены масляной краской, кое-где уже облупившейся. Перед домом приютилась чья-то избушка «на курьих ножках», которая никак не хотела исчезать за приемлемую для хозяйки цену. Упрямая ветхая изба, при помощи пьющего хозяина, всё время поворачивалась «задом», когда хозяйка особняка пыталась договориться с владельцем о продаже этого убожества. Бабу ягу я в этой избушке не видел, но какая-то кикимора или современный леший там наверняка проживали. Меня это не касалось, но фасад хозяйского дома проигрывал, возвышаясь над этим неказистым сооружением.

Я прошёл в сад. Осень уже похозяйничала здесь, на некоторых деревьях листья были желтыми и бордовыми. Яблоки и груши поспели и были уже убраны. В глубине продолговатого сада остались только поздние персики, который висели на довольно высоких деревьях. По заданию хозяйки мне необходимо сорвать созревшие плоды, уложить их в ящики, убрать в подвал и навести чистоту под деревьями.

Я установил высокую стремянку под ближайшим персиковым деревом, убедился, что все четыре опоры устойчиво торчат в мягком грунте, и отправился за ведром для плодов. В это время из дома вышла хозяйка, что было неожиданно: раньше девяти утра она в саду не появлялась. Не спеша прошлась по дорожке, временами вскидывая руки и, делая физические упражнения, несколько раз вставала на носки, как балерина, что смотрелось грациозно и артистично на мой не профессиональный взгляд. Для меня она была таинственной, юной женщиной, которая никогда со мной долго не разговаривала и глядела на меня безо всякого интереса. Её зеленоватые глаза смотрели, будто сквозь меня, но без пренебрежения. Мы разговаривали только по её инициативе, называя друг друга по имени отчеству. Меня это устраивало, её видать тоже, потому что я был очередным садовником, который сменил неугодного: она – хозяйка большого дома.

Взяв ведро, я приладил к нему крючок для подвески на ветки и направился к дереву. Боковым зрением отметил, хозяйка продолжает двигаться и радоваться солнечному утру. Спокойно поднялся по лестнице; первые прохладные, пушистые на ощупь и душистые, желто-розовые плоды опустились в ведро. Я залюбовался веткой, усыпанной восковыми плодами с характерным седоватым пушком; складывалось впечатление, будто налёт утреннего тумана остался на крупных плодах: сквозь восковую замутнённость сочный персик просматривался так прозрачно, что виднелась косточка. Осторожно, стараясь, чтобы персики не падали на землю, я отрывал плод и опускал в ведро. Магия волшебного, осеннего утра разрушалась восходящим солнцем, а пластмассовая ёмкость быстро наполнялось.