Затягиваюсь, киваю парням. С удовольствием смотрю как Саше снова пробивают брюхо. Гримаса были на его лице, лучше любого дофамина.
– Не смей имя его произносить. У моего племянника нет отца. Лучше так, чем иметь такого отца как ты.– Выдуваю струю едкого дыма ему в лицо и сразу снова затягиваюсь. Горячий пепел падает на брюки. Похуй.
– Какого, такого?– отдышавшись после ударов, кривляясь задает вопрос.– Я люблю его! И Настюху любил! У нас была бы нормальная семья, если бы не ты!
Злорадно усмехаюсь глядя ему в глаза. Растянув губы провожу кончиком языка по передним зубам, отворачиваюсь. Любил он. Тот, кто издевался надо мной все мои школьные годы! Хулиган и двоечник, соблазнивший мою красавицу сестру. Я посадил его за изнасилование несовершеннолетней. Настя тоже его любила. Сильнее чем своего старшего бракованного брата. С тех пор она меня ненавидит. А я не мог позволить, чтобы этот человек стал членом нашей семьи. Хватит и того, что у Пашки его отчество, которое Настя наперекор мне, все же вписала в свидетельство о рождении.
Настя родилась совершенно нормальной, красивой девочкой. Родила нормального, здорового пацана. Ей повезло, в отличии от меня. Врачи говорят, что вероятность передать заячью губу детям, очень высока. Пашка, моё единственное продолжение. Я люблю этого пиздюка, не смотря на то, кем является его родной отец. И я ни за что не позволю, чтобы пацана коснулись его мерзкие руки. В племяннике больше от меня и от Насти, чем от Зуба. В силу возраста слишком сильно распаляется, тратит энергию по сторонам. Но однажды, обязательно возьмётся за ум и встанет во главе моей компании. У меня большие планы относительно его будущего.
– Заяц, не мороси!– подаёт голос Зубов.– Мне итак не долго осталось, дай хоть перед смертью на сына посмотреть!
– Поехали.– Киваю вперёд.
Гриша без лишних пояснений все понимает. Снимает гелик с ручника, трогается со двора.
– Куда поехали?– заволновался Зуб.
– Ты ведь не успокоишься, верно?– спрашиваю глядя на дорогу в лобовое стекло. Перекидываю взгляд в боковое зеркало. Отмечаю что Серёга на моем Майбахе следует за нами.
– Заяц, ну хочешь я на колени встану? А? Хочешь?
– Ты итак упал ниже самого дна,– усмехаюсь.
Чтобы Зуб не наводил шуму, его быстро вырубили отправив в нокаут одним точным ударом в висок.
Илья.
Монотонный шум горной реки успокаивает нервы и отправляет сознание в нирвану. Течение настолько сильное и могучее, что даже самый сильный мороз не имеет достаточной власти заковать реку в лёд. Обледеневший берег присыпанный снегом, серым острием нависает над бурлящим потоком. Тихо в зимнем лесу. Спокойно. Только чёрные как смоль вороны громко переговариваются сидя на ветвях вековой сосны.
Возня позади ни капли не мешает предаваться медитации. Там, в гелике, ребята приводят в сознание Зуба. Смешно. Если бы ему хватило ума не соваться к нам после отсидки, сейчас бы наслаждался предсмертными днями в свое удовольствие.
– Заяц, ты порешать меня решил?– осознавший всю серьёзность происходящего, утопая коленями в снегу, спрашивает Зуб.
Набираю полную грудь ледяного зимнего воздуха. Оборачиваюсь. Смотрю на него сверху вниз, с презрением и ненавистью.
– Я мог убить тебя много лет назад, но пощадил.– Не торопясь, надеваю на руки кожаные черные перчатки.
– Двадцать лет строгоча, это по-твоему, пощадил?– со скорбью задает вопрос. Смеется сиплым смехом, до мокрых глаз, пока не заходится мерзким утробным кашлем. Девственный белоснежный снег орошают капли крови с мутной мокротой.
