– Зуб вышел.– Коротко и ясно. Как и мысли в голове, после этой фразы. Лютая злость холодит душу. Азотом замораживает кровь в венах, я слышу как она хрустит под кожей.
– Почему мне не сообщили?– цежу сквозь зубы чтобы не сорваться на Гришу.
– Не знаю. Я сам только узнал, сразу вам набрал.– В голос помощника вернулась привычная твёрдость.
– Где он сейчас?
– Сошел с поезда, направился сразу к вашей сестре. Встретить?
– Да. Ждите меня, я скоро буду.– Отключаю звонок, отдаю указания водителю относительно изменения маршрута.
Грудь раздирает от смеха и горечи. Зуб совсем слабоумный? Как только хватило наглости, переться к моей сестре, после всего что было?!
Въезжая во двор окружённый старыми серыми панельками, сразу замечаю Гришин чёрный гелик, припаркованный у подъезда сестры.
Выхожу из машины. Из гелика выходит мужик в черном костюме, открывает мне дверь. Прыгаю на переднее пассажирское, оборачиваюсь. Несколько минут молча изучаю пропитую, покрасневшую, исхудавшую физиономию старого знакомого. Он изменился. Двадцать лет строгого режима сделали из него лысого, пропитого зэка. Зуб, в свою очередь, зажатый между двумя крепкими парнями, молча ухмыляется и громко вобрав в рот сопли, демонстративно харкает на коврик. С кровью. Мерзко. Все, от начала до конца. Видеть его, вспоминать сколько боли этот человек принёс мне. Гриша сидящий за рулём, оборачивается через кресло, брезгливо косится на харчок.
– Туберкулёз?– спрашиваю. Холод собственного голоса обмораживает уши и нутро.
– Он самый,– расплывшись в улыбке, отвечает Зуб.
– Зачем припёрся?
– Сына хочу видеть!
Сжимаю челюсть и закрываю глаза. Я давно научился контролировать эмоции. Медленно выдыхаю, тушу внезапную вспышку ярости.
– У тебя нет сына.
– Заяц, а ты не охуел?
Пиздец. В ушах звенит от этой клички. Я думал что давно поборол детские страхи, но услышав это погоняло из уст моего мучителя, на секунду снова ощутил себя маленьким пацаном. Зашуганным. Изгоем с заячьей губой. Не ребенок, а мишень для насмешек. Сколько раз Саша Зубов, мой одноклассник, запинывал меня ногами на полу в школьном туалете? Сколько раз, он поднимал на смех перед всем классом мои недостатки? Сколько раз, он окунал мою голову в унитаз, смеясь и крича, что моему дерьмовому лицу там самое место?
Завис. Ушёл мыслями в далёкое детство. Я пережил множество пластических операций. Хирургам в США удалось создать мне красивые губы, ровные, идеальные. О перенесённых операциях, как и о моем изъяне, напоминают лишь несколько почти незаметных тонких шрамов над верхней губой, которые успешно маскируются растительностью на лице.
Пока я утопаю в болезненных воспоминаниях, Гриша коротко кивает головой парням на заднем. Один из них бьёт Зуба в живот. Звук глухого удара и стон, возвращают к реальности. Снова оборачиваюсь. Смотрю на его перекошенное от боли ебало. Кто он, и кто теперь я! Детские травмы отступают. Возвращается возможность соображать. Достаю из кармана пачку.
– Покурим?– предлагаю Саше.
– Не курю,– хрипит, сплевывает на коврик.
Щелкаю пальцами по дну пачки, выхватываю выбившуюся наверх сигарету, крепко зажимаю губами фильтр, подкуриваю.
– Сколько тебе осталось?– выдувая дым через ноздри, оборачиваюсь назад.
– Немного.– Мгновенно растеряв остатки лживой ухмылки и смелости, совершенно серьёзно отвечает пропитым голосом.– Дай мне сына увидеть. Пашка должен знать кто его отец!
