Выскакиваю на крыльцо и вдыхаю кислород полной грудью, подставляю лицо под моросящий дождик и кажется, будто на свободу вырвался из кладбищенского склепа. Несколько секунд понадобилось, чтобы прийти в себя и просветлеть мозгами. Наконец оглядываюсь, выискиваю глазами огоньки такси. Дьявол, и где оно? Неужели уехало? А как же Лариса, которая осталась спящей в салоне?
Ептыть! Теперь придётся ещё и с отцом выяснять отношения! Сходил, называется, в ресторан, и нажил на свою задницу ворох проблем.
Вызываю новую машину. В дороге пытаюсь понять, как я оказался у дома Кристины. Сдуру приказал таксисту следить за автобусом, в бешенстве был на официантку, хотел поквитаться. Разозлила слишком, завела, как пацаненка в пубертат. Никогда не бегал за бабами, они сами преследовали меня. А тут зацепила чем-то матрешка, напрочь отключила мозги, околдовала золотыми, как у кошки, глазами. Словно вместо шампанского, приворотное зелье выпил.
В номере даже не раздеваюсь, падаю плашмя на кровать и сразу проваливаюсь в сон. Пробуждение оказывается кошмарным. Сквозь пелену тумана откуда-то издалека пробивается звонок. Он свербит и свербит мозг, ввинчивается в него почище шурупа, не дает задержать в памяти кусочки соблазнительной картинки.
Рукой нащупываю телефон и рявкаю в трубку:
— Какого лешего?
Тишина, никто не отвечает, а звонок заливается с новой силой. Смотрю на часы: половина девятого, ещё спать и спать. С трудом сползаю с кровати и иду к двери. Кого ещё черти принесли в такую рань?
— Санька, открывай эту дверь, пока я ее не выбил! — рычит из-за створки голос бати.
Стою секунду в раздумье. Может, притвориться, что не ночевал дома? Вздыхаю: бесполезно. Отец наверняка уже выяснил, что я в номере. Открываю дверь.
— Батя, ты бы ещё раньше пришел, — нападаю сходу, не даю ему опомниться.
Но отцу этого и не надо. Он вдруг откидывается назад, заносит руку, и я даже глазом дернуть не успеваю, как родительский кулак впечатывается в мою прекрасную физию. На мгновение теряю ориентацию, кажется, что черепок лопнул, как спелый арбуз. Трясу головой, пытаюсь понять, что происходит.
— Борик, так нельзя! — из-за спины родителя материализуется испуганная любовница. — Он же твой сын! — она бросается ко мне. — Алекс, миленький, покажи, где болит?
— Отстань, — толкаю Нику рукой.
— Убью, гаденыш! — кидается на защиту любовницы отец. — Как родил, так и придушу!
То же мне! Тарас Бульба нашёлся!
Батя снова пытается ударить меня, но я уже настороже: перехватываю его запястья и крепко сжимаю.
— Ещё раз полезешь с кулаками, отвечу, — говорю тихо, но так, чтобы с первого раза стало ясно. — Я уже не ребёнок, могу сам решать, как жить.
— Мальчики, так нельзя! — верещит Ника и растягивае нас в разные стороны. — Вы же родные. Поговорите хотя бы.
— Да не о чем с ним разговаривать! — отец не обращает внимания на неё. — Я для этого ублюдка все делаю, а что получаю в ответ? Ничего!
Он, хотя и сдает позиции, ещё кипятится и пылает праведным гневом.
Я смотрю на его вспотевшее красное лицо, на очки, криво лежащие на носу, и внезапно чувствую жалость. Если бы я вырастил такого сына-морального урода, тоже захотел бы прибить на месте.
— Я не ублюдок, — парирую в ответ, закрываю дверь и показываю гостям на диван. — у меня отец есть. Проходите, садитесь, сейчас закажу завтрак.
— Ах, ты...
Разворачиваюсь и иду в ванную: пока приведу себя в порядок, разгневанный предок, глядишь, и успокоится. Быстро заказываю завтрак в номер и забираюсь в душевую кабину. Под струями контрастного душа голова становится ясной.
