Ход серой мастью (Сборник рассказов) - страница 6

Накануне, когда она, наряжаясь, топталась перед зеркалом, мне уже было не по себе. В шёлковом коричневом платье она напоминала очертаниями шоколадного зайца. «Нехорошо это», – почему-то подумал я. Не могу сказать, откуда взялось это предчувствие, но только я очень нервничал, наблюдая за тем, как у зеркала Саша придирчиво заглядывала себе через плечо и оглаживалась. Потом она коснулась маленьким белым флаконом шеи, груди и запястий – и в комнате наступило лето.

Теперь от неё пахло адовой смесью духов, пота и перегара. Я сел рядом с Сашей и стал смотреть на её лицо – полуоткрытые губы, болезненно сведённые брови, серые разводы туши на веках.

Она будто почувствовала мой взгляд, пробубнила что-то раздражённое, отвернулась и обняла скомканное одеяло. Теперь я видел только её голую спину с плавно выступающими позвонками. Я придвинулся ближе. Мне вдруг захотелось стать большим, сильным зверем с горячим дыханием, крепкими клыками и длинным шершавым языком. Я бы лизнул выступающую лопатку так, чтобы остался алый след, похожий на ссадину. А потом – зарычал и что есть силы вонзился бы зубами в мягкую плоть, чтобы чёрная горячая кровь ударила мне в голову, ослепила, а я бы грыз, я бы рвал на куски…

– Ну и вообще тогда не надо ничего, – разочарованно сказала кому-то Саша и устало добавила: – Не знаю…

«Выгоню её завтра же!» – решил я, выключил настольную лампу и ушёл к себе. Ненавижу эти пьяные людские запахи, это хуже наваждений, хуже безлунной ночи, хуже крысиного яда…

Полночи я сидел на полу, крутил в руке веточку флердоранжа, ломал, растирал на ладони сухой цветок, принюхивался, но вместо аромата южной весны чувствовал только солоноватый запах тёплого тела, дурного вина и духов. И не было ни зелёного сада, ни голубых гор, только темнота, ужас и привкус крови.

«Выгоню», – снова подумал я, но теперь моя злость утихла, и уверенности поубавилось. Я вернулся к дивану, сел рядом с откинутой в сторону белой рукой, осторожно расстегнул браслет и стал ждать. Когда Саша перевернулась на другой бок, я забрал оставленный на подушке трофей. А в коридоре прихватил ещё и оброненную перчатку.

«Вот теперь мы в расчете, дорогая моя Саша», – злорадно думал я, разглядывая добычу.

Сам не знаю, какой расчёт я имел в виду. Возможно, так была оплачена крошечная часть моей необъяснимой обиды.

Цепочка браслета была из самых дешёвых – латунная, простого плетения. А монета медная, состаренная. На одной стороне – профиль женщины в венке и косах, на другой – олень и античная богиня с копьём.

Вещи многое помнят. Например, серую скалу, белёсый кустик полыни в расщелине, синюю полоску моря на горизонте. Сашенька улыбалась и закрывала ладонью солнце, на запястье покачивался подвешенный на цепочку неровный кружок.

– Димка, как ты думаешь, она старинная? – спрашивала Саша.

– Вряд ли. На старинную у меня точно не хватило бы денег.

Она звонила ему иногда – этому парню, подарившему браслет. Бывало, что они договаривались о встрече, но в последний момент каждый вспоминал что-то важное, неотложное, отчего свидание снова откладывалось. Прощались они как добрые друзья, невсерьёз сожалея, несильно сокрушаясь, укоряя в шутку. А потом Саша долго сидела, задумавшись, не замечала даже моих попыток отвлечь её.

С той ночи после вечеринки я уже не скрывался так тщательно, как обычно. Нет, я не пугал Сашеньку, только дразнил. Всё, что я себе позволял, – сущие пустяки: доставал закатившуюся под диван мелочь, пропавшие вещи выкладывал на видное место, завязывал узелки, складывал бумажки. Саша оглядывалась, прислушивалась, пыталась застать меня, подманить, высмотреть. Это было страшно и весело, и это уже был диалог.