Ходячие библиотеки - страница 39

– Хочешь, чтобы мы вам ферзили? С чего это? Когда это мы задолжали? Из-за того, что мы живы? Что нам не наскучила наша жизнь настолько, чтобы бросаться под поезд?

– Из-за того, что вы допустили в этих краях разгул преступности, а значит, разгул отчаяния и неуверенности в завтрашнем дне. Из-за того, что вы не сделали доступными книги для всех, кто нуждается в новых идеях, не помогли тому, кому хуже, чем вам!

– Мы на фронтире! Если есть кто-то, кому хуже всех, – так это мы и есть!

– Ваш фронтир должен пролегать не на карте, а внутри чужих душ, – сказал убивший себя тихо и страшно старик, и я попятилась. – Там, далеко, нас ждет город, у него нет и не будет шанса выжить, если мы туда не доберемся. Вы имеете право убивать? Я имею его не меньше.

– И вас не смущает, кто́ станет вашими жертвами?

– Образование – это война, а на войне неизбежны потери. И да, я готов заморить вас здесь, как и всех, кто отказался помочь. Потому что мы здесь и сейчас воюем за будущее всего этого мира. Настоящее, непридуманное будущее. Воюем с вами, госпожа. Осталось решить: означает ли «с вами» то же самое, что и «против вас», или это синоним «плечом к плечу».

На нас налетел поезд. Призрак поезда. На этот раз я не пошевелилась, и он пронизал меня до костей, всю насквозь своими призрачными вагонами и колесами. Это война, мы все на фронтире, все как один. А когда меня миновал последний вагон, с него спрыгнул мужчина в длинном плаще и в шляпе. Он навел на меня пистолет.

– Ну здравствуй, сладенькая, – сказал он хрипло и перекинул сигаретку из одного уголка рта в другой. – Что, приползла наконец?

– Да чтоб тебя… – Мне ничего не оставалось, кроме как закурить, и я закурила. – Привет, мой ларр!

Взросление чем-то напоминает прибывающий на станцию поезд. В одном вагоне едут вытянувшиеся за одно лето ноги, в другом – окончательный цвет глаз и так далее. Мои мозги ехали в самом последнем вагоне и дотащились уже тогда, когда, казалось, они вообще отцепились от состава. Это случилось на каторге.

Вообще, как уже говорила, на каторгу я залетала в жизни дважды. О первом разе уже рассказывала – меня забрали потому, что кто-то не умел достойно проигрывать. Там я прибивалась к абсолютно любой компании, проявлявшей хоть каплю дружелюбия, и когда меня бросали одну, сваливая всю вину за нарушенную дисциплину, ничему жизнь меня не учила, и я очень скоро прибивалась к следующей.

Когда же я отработала долг, меня отпустили домой. Совсем домой-домой, где меня еще более-менее помнили, я не сунулась, осев в одном из соседних поселений округа. И там я очень скоро попала под очередное дурное влияние.

Ну, точнее, мне это влияние на тот момент не показалось дурным, более того – в лице бегуна по кличке Кривой я нашла первого в своей жизни мужчину, не только не принявшегося меня использовать, но и еще чему-то попутно учившего.

Вообще, обычно бегуны имеют кличку, состоящую из прозвища и имени. Красный Тай, например, при жизни имел названого брата Зеленого Трува, и вместе они часто с переменным успехом сталкивались с Хищным Чонтаром. Но вот Кривой имени как будто бы не имел. И почему такого отличного стрелка называли Кривым, тоже никто не знал. Единственное понятное мне объяснение – чтобы не сталкиваться с ним и не вступать в конфликт, что мирные, что бегуны его обходили по большой кривой дуге.