До следующего парохода ещё оставалось время, приезжий посетил туалет на пристани и зашёл в столовую, которая находилась рядом, пообедать. Когда уже сидел в каюте парохода, почувствовал слабость, боль в животе, озноб и на первой же пристани был снят с рейса и доставлен в инфекционное отделение местной больницы, где ему был поставлен диагноз – холера.
Санитарные службы бросились по следу больного и узнали, что единственное место, которое он посетил в пути, сойдя на берег, был посёлок Кокшайск и его столовая. Обследовав какие-то там смывы или, возможно, фекалии в стоящем рядом туалете, медики сумели выявить в них палочку холерного вибриона. Естественно, что населению об этом не сообщили, лишь изолировав тех, кто мог иметь контакт с больным, его посудой и чем там ещё уж и не знаю.
Немного раньше, когда мои родители собирались в отпуск, папа сказал:
– Давайте купим путёвки на новую турбазу в Кокшайске.
– А что это за турбаза? – заинтересовались мы с братом.
Я была уже вполне взрослой, окончила восемь классов, а брат перешёл в четвёртый. Каждый из нас уточнил своё:
– Там что турпоходы и песни у костра? – спросила я.
– А рыбачить там можно? – уточнил брат.
– Не знаю, как насчёт песен, а рыбачить точно можно, потому что эта турбаза стоит прямо на воде, – сказал папа.
– Как это на воде? – вступила в разговор мама. – Что там домики в воде стоят? Или турпоходы на лодках? Что-то это мне не нравится.
Наша мама всегда была осторожным человеком и обладала хорошей интуицией, которая её не подводила, и она иногда, сама не зная почему, порой оказывалась в тех самых местах, где нам грозили или случались с нами какие-то неприятности.
– Нет, там не домики на воде, а такие здоровые лодки что ли, типа барж, называются брандвахты, они стоят на воде у берега, как причаленный корабль. Палуба там только одна, а внизу каюты для отдыхающих, – объяснил папа.
– Со всеми удобствами? – иронично уточнила мама.
– Нет, конечно, все удобства на территории, это ведь не санаторий и не дом отдыха, а турбаза.
– Ну там хотя бы кормят? – продолжала допытываться мама.
– Что же тебя там голодной оставят или действительно заставят картошку печь на костре? – отбивался папа.
– Картошку на костре, это здорово! Поехали! – обрадовался братишка.
А я добавила:
– Какое красивое слово – брандвахта, как будто связано с морем. Наверное, это интересно – пожить на брандвахте.
В общем, подумали и решили поехать хоть на недельку.
Турбаза встречала нас весело. У входа на скамейке, торчащей из пляжного песка, наяривал на аккордеоне мужик в майке. Как выяснилось позже, звали его Альберт и работал он здесь массовиком-затейником, хотя, честно говоря, никаких массовых затей мы от Альберта не видели, поскольку всю неделю он пребывал в состоянии лёгкого нестояния и способен был только на то, чтобы не ронять свой аккордеон и производить на нём некоторые звуки.
Вокруг музыканта бегала какая-то женщина в купальнике и развлекала штук пять ребятишек Валеркиного возраста. Оказалось, это жена Альберта Клара, которая приехала на турбазу в качестве воспитателя для детей отдыхающих. Впрочем, детей ей доверили по-моему только один раз во время заезда, потому что тут же кто-то подрался, другой разбил обо что-то голову, третий чуть не утонул. Так что родители предпочли сами заниматься своими детьми. А эта сладкая парочка « гусь-музыкант и воспиталка-гагарочка» почти не появлялись на людях и вылезали из своей каюты только по вечерам, когда начинались танцы.
