– Гартчики? – девушка уставилась на мужчину, тут до неё дошло, а после они одновременно рассмеялись.
– Будет ей наука, – намекая на жуткий запах во рту, коим славились данные птицы несмотря на нежность их мяса, сказал старший Клиггенс, – но чур не смеяться, довольно будет с Линиэлы и этого.
– Да, отец.
– Идём, – Клиггенс взял дочь под руку, – хоть позавтракаем спокойно, пока наши бабы не набежали.
Отец и дочь медленно тронулись вдоль стены к воротам.
– Когда, согнувшись, лук в руке готов пустить стрелу, – неожиданно затянул лорд Глухолесья, Сиригаэль скосила глаза на родителя, которому скорее всего вновь ударил в голову хмель, – Стоим в четыре мы ряда, стоим плечом к плечу. Пусть ветер перья на лету расправит и звенит, звенит, победу нам неся, а смерть к врагу летит. Что не поёшь? Ты лучник или тряпка?
– Но, отец, – попыталась возразить девушка, – я…
– Начнём сначала, – не желал оставить затею Хролк Клиггенс, – и не бойся: короля тут нет, а мы дома.
– А матушка? – осведомилась Сиригаэль.
– Мда, – отец остановился и покачал головой, – мда, дочка… А мы тихонько.
– Ну, если только так, – сдалась старшая дочь лорда Клиггенса, всё ж воровато оглядевшись по сторонам.
Когда, согнувшись, лук в руке готов пустить стрелу,
Стоим в четыре мы ряда, стоим плечом к плечу.
Пусть ветер перья на лету расправит и звенит,
Звенит, победу нам неся, а смерть к врагу летит.
Взмахнёт рукой наш командир, отпустим тетиву,
Шагнём вперёд, шагнём назад, шагнём плечом к плечу.
В горах, в лесах и на лугу и в поле равных нам
Ни лорд не сыщет, ни король, зажравшийся болван!
В горах, в лесах и на лугу и в поле равных нам
Ни лорд не сыщет, ни король, зажравшийся болван!
Почти шёпотом пропев первый куплет, лорд Глухолесья коротко рассмеялся, а после прибавил голос, продолжив нехитрую песенку, Сиригаэль подпевала, на всякий случай озираясь по сторонам.
И что нам всадник и стрелок? Копейщик уж не в счёт.
Пусть в латах добрых все они, наш лук их всё ж берёт.
И рыцарь весь в железе сам, в доспехах его конь,
На землю как мешок дерьма стрелою сброшен он.
До нас дойти дано не всем, а коли уж дойдут,
Возьмёмся дружно за мечи, пусть луки отдохнут.
В горах, в лесах и на лугу и в поле равных нам
Ни лорд не сыщет, ни король, зажравшийся болван!
В горах, в лесах и на лугу и в поле равных нам
Ни лорд не сыщет, ни король, зажравшийся болван!
Хролк Клиггенс расходился всё пуще, дочь тоже осмелела, оба прибавили голос, бредя вдоль стены к воротам как неплохо проведшая вечер в кабаке компания.
Когда же луки отдохнут, мечи возьмут своё,
Мы мёртвых примемся считать, закончив всё огнём.
Разделим честно меж собой всё, что добыли мы,
И стрелы наши соберём, построимся в ряды.
И вот готовы снова мы шагать, стрелять и бить,
Но перед тем зайдём в кабак, чтоб славно покутить!
В горах, в лесах и на лугу и в поле равных нам
Ни лорд не сыщет, ни король, зажравшийся болван!
В горах, в лесах и на лугу и в поле равных нам
Ни лорд не сыщет, ни король, зажравшийся болван!
Мда уж, «весёлая» песенка. Меж тем в ней содержалось ещё два куплета, в коих хвастовства и чванства было через край, как и гордости за Глухие Леса и их вояк, но спеть их Сиригаэль и Хролк не спели, отец и дочь почти подошли к воротам и лорд Клиггенс тут же умолк, призвав знаком девушку последовать его примеру. В ворота они вошли уже молча и направились на кухню замка, где уже вовсю готовили завтрак. Обыкновенно повара принимались за дело с раннего утра, так как лорд Глухолесья имел привычку с восходом солнца покидать свою кровать, а после шли на отдых сами, оставив чёрную работу и подготовку к обеду на прочих слуг и помощников, так что в кухне было не так уж много народу, тем более что большинство людей с приездом лорда Клиггенса разъехалось восвояси. И конечно, на кухне была Линиэла. Девушка уже умудрилась ощипать и разделать свою добычу, а теперь занималась тем, что равномерно вращала над огнём вертел с насаженными на него тремя тушками гартчиков.
