Homopark в моем багажнике - страница 7

Главная Саранча достает из нагрудного кармана файл с листочками.

Главная Саранча. Не люблю сумочек.

Раздается треск. Падает первая деревянная панель, открывая изъеденные почерневшие перекрытия.

Оранга. Что это?

Главная Саранча. Это наше оружие в действии. Короеды и трубкозубы делают свое дело. Через сутки здесь от дерева и тканей ничего не останется. Стены они не тронут. Так что внешне все будет обычно.

Раздается короткий предсмертный крик Русалки, и все стихает.

Оранга. А это что?

Гласная Саранча. Пытаемся вернуть немалые средства от содержания этой роскоши в аквариуме. Теперь ее высушат, не повредив оболочки, отполируют и продадут в музей современного искусства. Я с директором уже договорилась. Это наш первый муляж.

Неожиданно на глазах разваливаются стол, пеньки, падают сверху еще деревянные панели. Все превращается в груду трухлявой древесины.

Оранга. Хорошо работаешь! Но лучше пока отсюда уйти. Главная Саранча. Не вопрос. Выходи. Заодно посмотрим, что там сотворили из этого рыбьего хвоста мои девочки.

Тихо открывается дверь служебной комнаты отдыха генерального директора, появляется Гризли. Он все слышал и пребывает в глубоком раздумье. С грохотом падают деревянные панели, изъеденные изнутри служебной комнаты, вздымаются половицы кабинета. Передвигаться в этом пространстве весьма затруднительно. Гризли все-таки находит уцелевшее пока местечко с пеньком и присаживается.

Гризли. Ребята! Все-таки работа есть работа. Молчать можно только тогда, когда кто-то приближается.

Многоголосый хор сверчков дружно затянул свое хоровое пение. А где-то далеко на территории Хомопарка затянули свои тягучие песни поморы, словно соревнуясь с ними застучали в барабаны представители африканских племен. К ним присоединились подвыпившие ковбои, трезвые чукчи и всегда веселые венецианские гондольеры. Голоса поют, ругаются. Обычная ночная жизнь Хомопарка.

Вот! Молодцы! Благодарю за службу! Вы всегда работали дружно! (Себе.) А эти, там, может, в последний раз поют. И ругаются. Кто-то зачинает потомство. Теперь этого не будет. Они еще не знают …

Сверчки резко замолкают. По уцелевшим половицам, кряхтя и шатаясь, пробирается Панда.

Панда. А я на огонек заглянула.

Гразли. Это свои, ребята!

Сверчки снова затянули свою песню.

Панда. Они разогнали половину сотрудников. Кроликов

застукали за пожиранием капусты в отделе кавказских народов. В отделе Полинезии кенгуру обвинили, что даром едят хлеб и что за этими смотреть совсем незачем, они тихие и есть особо не просят. А кормокухню вообще упразднили!

Гризли. Это как?

Панда. А вот так! Теперь все будут получать из общего

родской столовой. Кормим всех одинаково! Пусть едят, что дают. Что будет?

Гризли. Что-то будет!..

Панда. А экспозиция Хомопарка будто с ума сходит. Все поют, танцуют, играют, дерутся. Словно праздник наступил.

Гризли. А может, и праздник. Последний.

Панда. Без истерик, пожалуйста! Еще повоюем.

Сверчки опять замолкают. По руинам ловко и умело катится Ёжик. Несмотря на головокружительные, но не всегда удачные кульбиты, он все-таки добирается до спасительного уцелевшего островка в кабинете. При этом крепко прижимает к себе папку с бумагами.

Гризли. Свой!

Сверчки, довольные, продолжают. А за окнами продолжаются крики, битье посуды. Лай собак на некоторое время заставляет замолчать разбушевавшихся экспонентов. Снова полились песни, смех – милые ночные посиделки.