Гроб снесли настолько быстро, насколько позволяла торжественность обстановки. Хорнблауэр встал рядом с ним, склонив голову, шпагу держа эфесом вверх. Он облегченно вздохнул, увидев из-под опущенных бровей, как барка, освободившись от груза, заметно приподнялась над водой. Не поднимая головы, он быстро выговорил:
– Мистер Хоррокс! Отведите барку вон к тому причалу. Быстро! Найдите брезент, заделайте течь снаружи. Вычерпайте воду. Ну, давайте.
Барка отошла от пристани. Хоррокс не преувеличивал, говоря, что вода дошла до банок. Смайли, не дожидаясь приказа, подвел к причалу барку главного плакальщика, и Хорнблауэр, не забывая ступать медленно, отошел с дороги. Один за другим высаживались сэр Питер Паркер с Блэквудом, Корнваллис, Сент-Винсент. Сент-Винсент, на раздутых подагрой ногах, ссутуленный, со склоненной головой, еле дождался, пока выйдет на пристань, и сразу начал браниться, почти не разжимая губ.
– Какого дьявола, Хорнблауэр? – прошипел он. – Вы что, собственных приказов не читали?
Хорнблауэр прошел с ним несколько шагов – ступая медленно и торжественно.
– Мы получили пробоину, сэр, простите, милорд, – сказал он, тоже почти не разжимая губ. – Мы чуть не затонули. Надо было торопиться.
– Ха! – сказал Сент-Винсент. – Ладно, очень хорошо. Напишите рапорт.
– Спасибо, милорд, – ответил Хорнблауэр.
Он остановился и стоял, склонив голову, с перевернутой шпагой, пока другие плакальщики проходили мимо. Церемония шла не вполне по намеченному, но она шла. Хорнблауэр пытался стоять как статуя, хотя ни одной статуе еще не приходилось стоять в мокрых до нитки штанах. Он едва не вздрогнул, вспомнив про Марию. Если б он только знал! И снова чуть не вздрогнул. Часы! Они все еще висели на гробе, который уже поставили на катафалк. Ладно, сейчас никак до них не добраться. И никак не узнать про Марию. В мокрых штанах стоять ему было холодно.
Часовой у входа в Адмиралтейство был смущен, но непреклонен.
– Простите, сэр, но приказано никого не пускать, будь он хоть адмирал, сэр.
– Где дежурный унтер-офицер? – спросил Хорнблауэр.
Унтер-офицер, по крайней мере, согласился выслушать.
– У нас приказ, сэр, – тем не менее сказал он. – Никак не могу, поймите меня, сэр.
Ни один флотский унтер-офицер не откажет по своей воле капитану, пусть и с менее чем тремя годами выслуги.
Хорнблауэр узнал лейтенанта, проходившего невдалеке.
– Брейсгедл! – окликнул он.
Брейсгедл тоже когда-то был мичманом на «Неустанном», и они с Хорнблауэром пережили вместе немало отчаянных приключений. Теперь он носил лейтенантский мундир с аксельбантами, означавшими его принадлежность к штабу.
– Здравствуйте, сэр, – сказал он, подходя.
Они обменялись рукопожатиями и оглядели друг друга, как люди, встретившиеся после долгих лет на войне. Хорнблауэр рассказал про часы и спросил разрешения сходить за ними. Брейсгедл сочувственно присвистнул.
– Плохо дело, – сказал он. – Если б не старик Джерви, я бы рискнул. Но это его личный приказ. У меня нет ни малейшего желания до конца своих дней просить милостыню на паперти.
Под «Джерви» Брейсгедл разумел адмирала лорда Сент-Винсента – тот недавно снова стал первым лордом Адмиралтейства. Когда-то он был сэром Джоном Джервисом, чья строгость наводила ужас на весь флот.
– Вы его флаг-адъютант? – спросил Хорнблауэр.
– Именно, – ответил Брейсгедл. – Бывают должности и полегче. Я лично предпочел бы командовать пороховой баржей в аду. Впрочем, это от меня не уйдет. Когда я отслужу срок своего рабства у Джервиса, мне предложат именно эту должность.
