– Конечно, скоро буду.
Еву так потрясла эта новость, что она попросилась пораньше уйти с работы и, забыв сохранить проект, над которым работала весь день, случайно удалила его при выключении компьютера.
Забежав на нужный этаж, она позвонила в дверь. На пороге появился Антон.
– Агата с соседским мальчиком гуляет во дворе. Она тебе письмо оставила на столе, видимо, стеснялась сама отдать.
Взмыленная Ева прошла в комнату и дрожащими руками взяла смятый листок, на котором детским почерком с ошибками и исправлениями было написано следующее:
«Спасибо дочка за письмо, я тоже очень сильна по тебе скучяю и люблю тебя. Каждый день вспаминаю о вас с папой. Я посмотрела на Еву, она хорошая. Она не твоя мама, но вы можете быть падругами. Я бы этого хотела. Твоя мама».
Ева проглотила комок в горле и еле слышно выругалась, заметив, как от ее слёз начал расползаться текст на бумаге.
– Видимо, она все поняла, – сказал Антон, подойдя сзади и обняв Еву.
Та лишь кивнула, все еще не в силах сдержать слёзы.
– Знаешь, я всегда хотел найти для нее маму, но не понимал, что ей нужна подруга, ведь мама у нее уже есть.
– На большее я и не думала претендовать, – выдохнула Ева и тут увидела за стеклом окна голубя, глядящего прямо на них. Казалось, он подслушивал разговор и теперь действительно собирался лететь на небо, чтобы рассказать о произошедшем ангелам.
Филипп Петрович выносил мусорные пакеты на улицу, когда его подозвал раскрасневшийся от усталости мужчина в костюме и с большим портфелем, из которого торчали уголки бумаг.
– Слышь, дядь, приемная Пантелеева здесь? – взглядом указал он на большую дверь современного офисного здания.
– Добрый день, все верно, приемная тут, – вежливо ответил Петрович и пошел к мусорным бакам.
– Слава богу, а то навигатор меня по всем торговым центрам в округе протащил! Вы бы хоть указатели какие прикрутили или вывеску, – вытер лоб мужчина и потянулся за сигаретой. – Огниво есть? – спросил он через минуту у возвратившегося уборщика.
Тот молча достал зажигалку и протянул мужчине, который, издав громкий отвратительный звук носом, харкнул в клумбу.
– А чё, он бабки всем дает? – чуть понизив голос, спросил тип.
– Бабки?
– Ну да. Говорят же, что к нему если с какой проблемой прийти, он поможет. Денег-то ― хоть задницей жуй, не обеднеет. У меня знакомый один от него полтора ляма получил на свой бизнес.
– Ну да, помогает, если дело достойное или беда какая, – меняя пакеты в уличной урне, ответил Петрович.
– Хех, вот причуды у этих богачей, – затянулся с мечтательной улыбкой краснолицый дядька. – Я бы хрен кому копейку дал. Путь сами крутятся как могут. Хотя, может, там с налогами какие махинации, – задумчиво произнес он, сделав еще одну затяжку.
Пропустив это мимо ушей, Петрович спросил:
– А вам на что деньги?
– На общественно важное, – ушел от ответа мужчина.
– Это хорошо, что на общественно важное. Он это дело любит.
– А ты-то откуда знаешь, чего он любит? – смерил оценивающим взглядом тип уборщика.
Петрович игнорировал выданную ему униформу и был одет в свою старую потрепанную кожаную куртку, растянутый свитер и длинные вельветовые брюки, заправленные в высокие кроссовки. Огромная бейсболка с прямым козырьком почти закрывала брови. Одежда была чистой, но безвкусной, а от самого Петровича сильно несло растворимым кофе и дешевым одеколоном.
– Ну… Я тут еще при его отце работал.
