– Просто скажи, я хороший человек? – повторила она вопрос.
– Да, да, отстань!
– А как ты это понял? Почему ты решил, что я хорошая?
– Ну ты же моя жена, ты же не можешь быть плохой, – и он сделал звук погромче и пересел, чтобы больная Алиса не мешала ему смотреть передачу. – Не веришь мне, спроси еще у кого-нибудь. Вон у священника в церкви, он разбирается, наверное.
Женщина отошла в сторону и посмотрела на своего мужа внимательно. «Почему я живу с ним?» – вдруг подумалось ей. Эта мысль испугала ее и удивила. Почему он все время смотрит этот дурацкий канал? Почему никогда не спрашивает, как прошел ее день? Почему никогда и никуда с ней не ходит? Почему почти не занимается их шестилетним сыном? Ему все равно. И ей все равно. Они вместе уже двенадцать лет, она даже не может вспомнить, как прошло их первое свидание. Им просто уже ничего друг от друга не нужно. «А он сам, он хороший человек? Наверное, он убежден, что да. И про меня тоже. Он никогда про это не думал. Все, что я, все, что вокруг меня – все хорошо. Зачем сомневаться?» И ей стало противно, противно от этой убогой уверенности. И вдруг снова почувствовала она в себе другую, спокойную, которая шептала ей: «Тебе не нужен ни он, ни его ответ. Тебе вообще не нужно спрашивать. Что тебе нужно, так это взять карточку, поехать в Миропольск и там ее проверить. Ты же не дура, чтобы пользоваться банкоматами в своем городе. Завтра тебе не надо на работу, ты же еще на больничном. У тебя будет весь день, пока Юрка в садике, ты доберешься на автобусе за сорок минут. И ты будешь знать, правда это или нет, вот и все, что стоит выяснять.» И вслед за ее страхом и робким сопротивлением снова раздался голос: «И если будут у тебя эти деньги, ты просто возьмешь сына и уйдешь, уедешь в Москву, тебе хватит на первое время. Это и есть доброе дело, и там никто тебя не найдет.»
***
Нет, не поехала на следующий день Алиса к банкомату с карточкой в руках, а поехала она, в длинной юбке и в красивом шарфе на голове, в местную церковь, отстроенную пару лет назад. Она была там на Пасху, и тогда ей стало плохо от духоты и тесноты, а до этого – на крестинах у сына коллеги, где они с подружками обсуждали девицу в короткой юбке, заявившуюся креститься в таком возрасте и – о боже! – в такой одежде и даже с помадой на губах. Они тихо хихикали и выбегали на улицу, боясь гневных взглядов местных церковных бабушек, которые девицу обсуждали совсем не тихо, а не стесняясь, периодически осеняя себя крестным знамением.
В этот раз Алиса надеялась, что в церкви будет тихо, спокойно, и будет с кем поговорить. Только раз ощущала она благостный трепет в храме, но было это не здесь. Тогда не была она еще замужем, и ребенка еще у нее не было, и попала она в старенькую церковь, выстроенную еще в советское время среди частного сектора. Пришли они с Михаилом, тогда женихом, чтобы поговорить по поводу венчания. В церкви было всего несколько человек, и был священник – старенький, согбенный, с улыбающимися глазами и ласковым голосом. Он сразу понял, что никогда они не были в церкви, и что им неловко, и что крестятся они неумело, потому что не знают, когда и как это делается. И он подошел к ним и заговорил с ними ласково. Не было в этой церкви суровых старушек, которые вершат свой скорый суд, а было здесь тепло, светло и уютно. Тогда Алиса испытала какую-то новую для себя душевную радость, она дала себе слово, что обязательно станет регулярно приходить сюда. Но потом накрыла ее с головой подготовка к свадьбе, да и от венчания они решили отказаться (ну смешно, венчаться в такой крохотной некрасивой церкви, куда все гости поместятся?), а потом обещание, данное самой себе, забылось, смылось из души. И только иногда думала женщина о том, что испытала, и хотела снова почувствовать то же самое. Не за этим ли пошла она снова в церковь?
