Правило первое для любого, кто хочет выжить. Ночёвки в общественных местах – самое опрометчивое решение. Сегодня ты пьешь с хозяином трактира, ешь чуть ли не из одной миски (и такие времена бывали), а наутро он может сдать тебя наемнику за не самое щедрое вознаграждение. Странно, что опытный мокрушник Азиак этого не усвоил, или же пренебрёг правилом, думая, что я вовсю отмечаю своё попадание на порог хорошего списка.
– Что ж, я вернусь часикам к шести, надеюсь, к этому времени он очнётся.
– Полагаю, что так, потому что сегодня вечером у него было какое-то важное дело.
– И ты не выяснил какое? – усмехнулся я.
– Нет, мы обсуждали предстоящее восстание и Аманти, мне было не до его сугубо личных дел.
Мы поговорили ещё немного, а потом я распрощался и вышел из «Гриняка».
Извилистый, хорошо знакомый переулок, где я взял все, что срочно потребовалось, привёл меня на параллельную улицу, и я пробрался к трактиру с чёрного входа.
Есть различные виды поджогов. Некоторые делаются для того, чтобы просто припугнуть. Некоторые для того, чтобы сжечь только лишь имущество.
Я планировал дать возможность спастись тем, кто окажется на первом этаже. И надеялся, что Пивака не поднялся наверх, чтобы вздремнуть.
В такой час в «Гриняке», как и во всех близлежащих общественных домах, трактирах и тавернах, все ещё отсыпались после буйной ночи. А потому я, спокойно пробравшись на второй этаж через подсобное помещение, успел обработать керосином коридор и разбросать огневички по полу возле каждой из комнат.
У меня была ровно минута до того, как они зажгутся и превратят трактир в полыхающий кошмар.
Сбегая по лестнице в подсобку, я услышал вдалеке голос Пиваки, он отчитывал трактирщика за какой-то пустяк. Вскоре и трактирщик, и Пивака будут страшно жалеть о глупой перепалке, из-за которой они не сразу обратят внимание на надвигающуюся гибель «Гриняка». И переулок впадёт в страшную панику. Конечно, через время Пивака догадается, кто сгубил его любимое место и лишил дохода, но к тому времени я ему возмещу все сполна.
Возможно.
Азиак погибнет, скорее всего, от удушья во сне. Разве может его смерть быть более гуманной?
В полумиле от таверны меня резко остановила передавшаяся по наследству презренная совесть, вечно она путалась под ногами.
Я ничем не лучше Азиака, просто быстрее его. Продал душу дьяволу окончательно еще вчера, когда вошёл в дом сенатора и теперь действовал как заядлый убийца. Более того, как человек без понятий и чести.
– Мне не нужна эта честь, – процедил я сквозь зубы молчаливым стенам базилики святого Макуса. Со временем потеряв часть лица, его каменная статуя все еще смотрела с укоризной на землю Левого берега и людей его с их прескверными делами.
Зеленоватая вода канала исказила наши лица. Вот мое, грешное, пропащее, качается по волнистой поверхности воды. Чуть выше – его неполноценное лицо, сдавшееся течению времени.
Кто я – трус или же расчётливый убийца?
Боковым зрением я уловил движение между камнями.
– Веревка!
– Сссссссссс, чудовищно.
– Мне нужна твоя помощь, – я опрометью кинулся назад к трактиру, позволив веревке обвиться вокруг руки, чтобы она смогла выслушать мои указания.
Целый этаж людей.
Кто руководил мной в тот момент, когда я устраивал чертов поджог? Все животный страх за свою никчемную жизнь.
Черный дым уже поднялся над крышами домов, зловеще рассматривая бегущих к пожару людей, властно накренился над улицей, выбирая жертв, когда мы с верёвкой, наконец, оказались в гуще галдящей толпы.
