– Кофе? – спросила она. Киноактер и солист вздёрнул бровь.
– А у вас есть приличный кофе?
– О, конечно, – Люська метнула взгляд на Алёну. – Сейчас наша администратор…
Киноактёр не дослушал. Отмахнулся, брезгливо сощурился.
– Несите. Куда пройти?
– Пожалуйста.
Он шагнул в распахнутую дверь зала, где царила сейчас выжидающая восхищённая тишина. Три девушки в форменных халатиках уставились на Грачёва. Он остановился.
– Я что, буду стричься, а на меня тут глазеть будут? – раздражённо уточнил он. Голос у него был красивый, бархатный и низкий. От такого мурашки по коже и сердце в пятки.
– Нет-нет, – засуетилась Люська. – Девочки, на выход! Не мешайте работе. Знакомьтесь, ваш мастер, Ольга.
Киноактёр, не глядя, кивнул, сел в кресло перед порозовевшей от смущения Олечкой, и бросил:
– Дверь закройте. И где там ваш кофе?
– Разумеется, одну минуту, – Люська торопливо прикрыла дверь и по-змеиному зашипела на Алёну:
– Чего ты встала? Скорей давай. Видишь, какой капризный клиент.
– Противный он, – сказала Алёна.
– Ой, что б ты понимала! – фыркнула Люська. – С такой внешностью и деньгами он нам тут может хоть ковровую дорожку требовать. Нет, ну какой мужик. Всё, иди за кофе. Смотри, понесёшь ему, не забудь улыбаться. И вообще, преподнеси себя, глазками поиграй, повздыхай, ещё как-нибудь. Сокровище же. Хватай, пока не ушёл.
Спорить не хотелось. Ничего не хотелось. Алёна ушла на кухню и включила кофемашину. Та заурчала, зарычала, зафыркала. Алёна погладила её по тёплому пластиковому боку. Кажется, это самое полезное существо во всём этом салоне.
Кофе пах приятно. Алёна налила его в стеклянную чашечку, положила на поднос салфетку и блюдечко с печеньем. Вздохнула, выпрямила спину и отправилась в парикмахерский зал.
Дверь открыла бесшумно. Здесь было прохладней, не то, что на ресепшене. В воздухе висел запах шампуня и лака. И ощутимое кожей напряжение. Алёна застыла с подносом у дверей.
– Это что такое? – прошипел киноактёр и солист, глядя на Олечку. Та, багровая от смущения и растерянности, открывала и закрывала беззвучно рот.
– Это что такое, я вас спрашиваю? – шипение перешло в рычащий визг. Все бархатные нотки исчезли, как и не было.
– Я всё делала, как вы показали, – пролепетала Олечка, тыкая пальцем в фотографию Грачёва, прислонённую к зеркалу. – Посмотрите, вот.
– Девушка, вы что, умственно отсталая? – рявкнул киноактёр. – Где должна прядь лежать? Не видно, что ли? Так очки наденьте, если зрение плохое.
– Но ведь…
– Вы ещё спорить будете? – взорвался киноактер. – Вы ничтожество, какая-то парикмахерша, испортившая мне дорогущую прическу. Вы неудачница и провинциалка с кривыми руками. Вы…
Олечка покорно стояла перед разошедшимся красавцем. На глазах у неё показались слёзы. Она молчала и кусала губы.
– Что случилось? – в зал вбежала встревоженная Люська, окинула взором представшую картину и кинулась к киноактёру:
– Простите, пожалуйста, мы сейчас всё исправим!
– Что вы исправите?! – орал тот. – Набрали недоучек и радуются. Я ваш салон закрою, я ему такую рекламу сделаю – никто сюда больше ни ногой.
– Пожалуйста, успокойтесь, – ворковала побледневшая Люська, пытаясь вывести киноактера из парикмахерского зала. – Конечно же, мы всё компенсируем. Не надо так волноваться, прошу вас.
В дверях, чуть не сбив с ног Алёну, актёр затормозил, обернулся и ткнул пальцем в Олечку:
– А эту уволить. Иначе…
