Хорошо - страница 3

Гена тем временем уже зашел в комнату и разул свои вспотевшие ножки. Перед ним на своей кровати, подсвеченный снизу, как домики вечером на Сенной, экраном хлипенького ноутбука, сидел уже его комнатный сосед – Вадим Сволоч (это настоящее имя) и разговаривал по телефону с дружком, причем так, как он никогда не говорил со знакомыми и уж не дай Бах – с мамулей, вставляя через каждые полтора слога по жемчужинке русскаго языка.

–Привет, Генау! – сказал ему этот, конечно, совсем еще молодой птенец, притчу о котором вы услышите чуть-чуть попозже.

Генау просто повернул голову, как он обычно и делал, и молча продолжил переодеваться. Домашнюю пару этого джентельмена составляли вялые, снулые, сваренные в ледяной воде с порошком спортивные штаники для бодибилдинга с ломпасами и резиночкой в пояске и пасмурная футболочка с рисунком боксерских перчаток на груди. На футболке были заметны какие-то мохнатые катышки, разбросанные по ней, как полевые стога, народом физических лилипутов, отправляющих культы Копневу, как создателю неба и земли, за то что в их жилах течет его теплая ночная кровь.

В этот момент снова послышался голос горной Нимфы из соседнего коридора рядом. Гена сделал такое лицо, будто понюхал плесень, поморщился и как можно капризней захлопнул дверь.

–Ты где был? – спросил его Вадим.

–Я… на консерте… – ответил Копнев, с жестом и лицом девушки с жемчужной сережкой, как раз таким, который мы описали в беседе о волосах.

–А-а…

На этом разговор уже должен был и закончится, как вдруг Сволоч еще спросил:

–Че за концерт?

–…м-м… Осьминогус-Фишфингус-Капитасаурус…

–Оо!!

Вот теперь все.

Как читатель уже догадался, Гена вообще не очень хорошо умел разговаривать, постоянно мычал, бурчал, вякал, мякал, мямлил, бубнил, бормотал, запинался, делал паузы между словами и произносил их с такой скоростью, что речь его напоминала скорее какой-то инопланетянский язык, дополненный многими звуками уже и земных тварей: птиц, скотов, кошек, ежей и других гадов.

Надев вышеозначенные штаны, которые имели у него небольшой механический дефект с тыльной стороны чуть выше бедра и колена, он достал из пакета лимонад с чесночеными гренками, рогаликами с банановой начинкой и рифлеными чипсами и уселся за монитор. Потому как он был в наушниках, в весь оставшийся вечер от него извергался только один – очень естественный для человеческой природы звук – а именно: рычал ручной лев, ставший знаменитостью на весь мир, благодаря заставке анимационных мультиков Мэтро-Холдуин-Майер. Целый тот день с самого приезда Гена играл в компьютер, как он делал это обычно всегда после публикации 10-ти своих научных статей в престижном американском журнале Mathematicalissues. Кроме них он был также известный автор домашних работ по курсам электростатики и термодинамики в университете. Иногда, тем не менее, он получал замечания от других специалистов в этой области исследований в адрес своих работ, которые принимал, вечно морщясь, ударяя себя в лоб и говоря: "а-а!.. то-осьно!.." и исправлял их, переписывая в тетрадочку аккуратненькое правильное решение. В отличие от глупых гуманитариев, отравляющих человечество экстенсивной сутью своих жалких умов, в голове у Гены жил сверчак – нечто среднее между червем и сверчком, который помогал ему, хотя и не очень часто, видеть правильные решения задач на контрольных и получать зачет. Настоящее обстоятельство позволяло ему 90% своего мирского времени играть в компутер, смотреть хоккей и слушать музыку, от которой хотелось выть, а в остальное время уже заниматься и Царицей Наук. Единственная вещь, которая по закону сохранения энергии могла подвести их со сверчаком, была лишь память. Положа руку на сердце можно сказать, что Копнев в этом плане был, конечно, редкий баран. Еще в школе на уроках истории, когда ему приходилось отвечать с места, пересказывая параграф, он понимал, что не помнит ни шиша, а вернее помнит, но только отдельные слова, причем в каком-то паршивом, собачьем порядке. От волнения он начинал заикаться и повторял всякую чушь, которую ему шептали с места, даже если там был совсем уж бред несусветный… как, например, однажды он сказал, что Глаголицу написал Глагол.