Хождение по Млечному пути. Повесть-странствие - страница 24

Буклет, выданный в офисе, гласит: маршрут первого дня Сен-Жан-Пье-де-Пор – Ронсесвальес составляет 27 км, перепад высот – 1,5 км. Высшая точка этапа – перевал Lepoeder. Иду дальше…

Сегодня, ранним утром, когда пилигримы стройными рядами, чуть ли не марширующими колоннами, покидали сквозь Испанские Ворота Сен-Жан-Пье-де-Пор, мне казалось: вот и мечта сбылась! Теперь я только и буду делать, что любоваться первозданной природой, вдыхать целебный воздух, тренировать обленившееся тело и предаваться возвышенным мечтам! Но в эту самую минуту мне хочется только одного: скинуть ненавистный рюкзак, рухнуть на землю и лежать, лежать, закрыв глаза… вечность. Но в голове звучит хриплый голос Эррандо: «Элена, надо идти!». И я иду…

Узкая горная тропа, усеянная камнями, – самое подходящее место для философских дум. Как не вспомнить на ней про первых пилигримов X века – тех, что отправились в Путь в чистосердечном стремлении избавиться от грехов и достойно предстать перед Страшным Судом. То была эпоха эсхатологических настроений: в воздухе витало предчувствие Конца Света, приуроченного к окончанию грядущего тысячелетия. Знакомая ситуация – не правда ли?! Конец Света, к счастью, тогда не наступил, но мир потрясли новые войны, неурожаи, эпидемии и катаклизмы. В последние годы человечество так же активно говорит и спорит о Конце Света, перетасовывая даты и выдвигая массу научных и не очень гипотез.29 Природа и социум подливают масла в огонь: то новый виток мирового кризиса, то очередное леденящее кровь преступление, то трагический разгул стихии… Быть может, каждому человеку изначально назначен свой личный апокалипсис? И страх его пережить (точнее – не пережить) и толкает его на путь самопознания и развития? Хорошо бы, если так, ведь проще навести порядок в своем собственном «сарае», нежели вступать в партию по борьбе с грязными сараями планеты и увязнуть в бесконечной и бесплодной битве за… или против – неважно.

Резкий и мощный шквал ветра вмиг выдувает из головы сложные умозаключения. За раздумьями я и не заметила, как дошла до заветного перевала, миновав первый рубеж – неприметную границу между Францией и Испанией. Пиренейские горы во всём своём необъятном величии предстают перед застывшими над пропастью людьми. Здесь царство ветра и свободы. Лесистые склоны – все в пятнах света, будто шкура благородного оленя. Бескрайние луга с пугливыми стадами облачно-воздушных черномордых овец, тонкий звон их бубенцов. Ледяные ручьи с тающих вершин скрываются в тёмных зарослях плюща. Стремительные табуны тонконогих лошадей, парящие высоко в небе орлы и петляющая вдали белая дорога…

Рюкзаки, палки, фляжки – всё летит в общую кучу. Щёлкают затворы фотоаппаратов, жужжат камеры, тренькают мобильники. Мужчины снимают пропотевшие майки, играя мускулами и сверкая содранными локтями. Женщины лезут в рюкзаки – кто за помадой, кто за пластырем. Запруда из живых людей охает, ахает, шепчет, вздыхает, лепечет на разных языках. Слышится тихий смех и приглушённый стон: кто-то снимает обувь с растёртых ног. Большая и самая трудная часть сегодняшнего перехода – позади. Теперь дорога пойдет вниз, к Ронсевальскому ущелью. А сейчас надо встать и идти…

Спускаться вниз ничуть не легче, чем подниматься в гору. Стремительно темнеет. Сумрак сгущается на глазах, сливаясь с мрачной тенью леса. Зловещие призраки прячутся за стволами вековых дубов, тают в сырых расселинах, неприкаянно блуждают по острым скалам. Кажется, физической усталости нет предела… Проходят бесконечно долгие часы, прежде чем в окружающих приметах я начинаю угадывать признаки близкого селения: старуха с хворостиной, бредущая вслед за коровой, парочка без рюкзаков, собака в ошейнике. Ноздри улавливают щекочущий запах дыма, а значит – близкого ночлега. Последний рывок, влажный лесной тоннель со скользкими корнями, полуразрушенный каменный мост и передо мной будто из-под земли вырастают стены древнего монастыря. Здесь, начиная с XII века, обретают приют паломники, осеняемые защитой «Нашей Сеньоры Ронсевальской», на французский манер – «Нотр-Дам де Ронсесвальес». Церковь её имени недалеко от альберга. Прохожу внутрь в надежде, что для меня осталось местечко: явилась я одной из самых последних. О, счастье, да!