– Ну, не совсем так. Иллюзорное счастье имеет свойство превращаться в болезненное пристрастие, со временем разрушающее и тело, и душу. Зачем тратить себя на работу, на любовь, на детей, если счастье можно найти прямо в кружке? Каждое благое дело может обернуться злом. И наоборот, что, наверное, ещё хуже. Ты согласен?
Но Свист уже спал: метался, постанывал, шарил вокруг себя руками – но все же спал.
– Похоже, степень моей уязвимости возрастает, – сказал Темняк самому себе. – Теперь мне придётся заботиться не только о самом себе.
Сразу после пробуждения Тюха доложил:
– Я не смог выполнить твою вчерашнюю просьбу. Никто на мои призывы так и не отозвался. Зато я нашел столько оружия, что его может хватить на несколько схваток сразу. И всё самого отменного качества. Такой богатый участок мне на Бойле ещё не попадался.
– Я уже и сам заметил это, – размотав самодельные бинты, Темняк осматривал рану Свиста. Выражение при этом он имел такое, словно собирался отобедать блюдом из дохлых мух.
– Ну как? – поинтересовался Свист, после ночной беседы признавший Темняка чуть ли не закадычным другом.
– Не знаю. То, что появился гной, это, наверное, хорошо. А то, что опухоль дошла до колена, наверное, плохо. Впрочем, будем надеяться на лучшее. Организм молодой, крепкий… Что это у тебя с лицом?
– Ничего, – Свист в недоумении стал ощупывать свою физиономию.
– Как же ничего, если ты весь пошел черными пятнами!
– Ты, между прочим, тоже.
Очень скоро выяснилось, что этой участи не избег ни один из боешников. Все они за ночь стали похожи то ли на трубочистов, то ли на чертей.
– Поздравляю с первым знаком отличия, заработанном на Бойле, – сказал Тюха. – Теперь никто не посмеет назвать нас новичками.
– Неужели это Смотритель постарался? – Темняк понюхал пальцы, которыми только что скреб свою боевую раскраску.
– Больше некому.
– Как же мы его прозевали?
– Сон сморил.
– Вас он, может, и сморил, а я всегда сплю чутко, вполглаза.
– Значит, Смотритель имеет над нами куда большую власть, чем это кажется.
– Эти проделки ему тоже зачнутся, – сказал Темняк, и было непонятно, шутит он или говорит серьезно.
С великим трудом выбрались наружу – Свиста пришлось выносить на руках, а сделать это в узкой норе, где и двоим-то не разминуться, было очень и очень непросто.
Здесь стаю ожидал новый сюрприз – дерево исчезло. Луч света, посланный сюда с почти недоступных для созерцания небесных высот, освещал только короткий расщепленный пенек. Никто не успел ни ахнуть, ни чертыхнуться, а Темняк уже признался.
– Моя работа. Каюсь.
Любому другому досталось бы по первое число – деревья считались в Остроге редкой и дорогой экзотикой – но упрекать командира никто не посмел. Тем более что всем было прекрасно видно, во что превратилось это несчастное растение.
За спиной Темняка висела длинная изогнутая палка, концы которой были стянуты «хозяйской жилой», а за поясом торчал пучок обструганных палочек, с одной стороны заостренных, а с другой снабженных пушистыми султанчиками «хозяйского пуха», в повседневной жизни годного только для выделки особо ценных тканей да выстилки гробов (в подушках и матрасах он быстро слеживался, превращаясь в твердые комки).
– Дальше не пойдем, – сказал Темняк. – Ставьте щиты в ряд.
Восемь щитов – двойной комплект – расставили в ряд поперек улицы и к одному из них прислонили Свиста, тут же потребовавшего себе парочку спиралей.
