Когда владеешь чем-то, у тебя есть не только
привилегии, но и обязанности. Мне негласно принадлежит целый город. И порой приходится
поработать на его благо. Или хотя бы сделать видимость.
Например, отстегнуть немного деньжат местного интернату.
Мелочь, зато в чужих глазах ты уже меценат и с налогами проще. Ради такого дела
даже журналистов позвали.
Деньги для меня не проблема, а вот
отсидеть концерт местных выпускников – пытка. Весь вечер умираю от скуки, из
последних сил борясь с зевотой. Дико хочется послать всех. К черту концерт, к
черту интернат и к черту журналюг, караулящих у входа!
Решаю – хватит с меня, я сваливаю.
Приподнимаюсь с кресла, как вдруг все меняется, и я падаю обратно, как
подкошенный.
Я не вижу ее. Нет, сначала я слышу ее. Словно
ангел поет. Чистый звонкий девичий голос заставляет меня вздрогнуть всем телом.
Что-то внутри меня переключается, бешено колотится сердце, и потеют ладони. Я
завожусь с полоботора из-за одного только голоса! А ведь всегда был визуалом…
Взгляд мечется по хористкам на сцене. Словно
гончая выискивает именно ту – обладательницу неземного голоса.
Она стоит в первом ряду. Солистка. Внешность
под стать голосу – неземная. Вся такая тонкая, высокая, с копной темных
непослушных волос.
Чем больше вглядываюсь в нее, тем больше
подмечаю деталей. Хороша девка. Одни
ноги чего стоят. Забросить бы их себе на плечи. А пухлые губы, розовые даже без
помады… Такие губы хочется целовать, и до чего сладко в них должно быть входить!
Я хочу
ее, едва увидев. Чудится, она одна на сцене и в зале кроме меня тоже никого. Я
приехал сюда не за новой любовницей. Старая пока не вышла в тираж. Но едва
представляю, что вот ее возьмет кто-то другой… Сразу все внутри бунтует – нет!
Моя!
Не помню, что она пела. Не замечаю, как
пролетает время. Не знаю, о чем я думаю. Просто смотрю и слушаю. Западаю на
нее, как мальчишка.
Лишь
когда она уходит со сцены, прихожу в себя. Не иду за ней немедленно только
потому, что не хочу, чтобы все видели, что творится у меня в штанах. Такой интерес
к девушке сложно скрыть.
Немного успокоившись, вызываю директрису
интерната на приватный разговор в ее кабинет. Она только рада услужить,
мысленно подсчитывая будущий заработок.
— Сколько хочешь за солистку? — спрашиваю
напрямик.
Лицо директрисы вытягивает, улыбка исчезает.
— Не продается она, — вздыхает. — У нее на
груди значок. Вы, наверное, не заметили. Мне очень жаль. Может, выберете
другую? У нас много красивых и на все согласных девушек.
Значок не заметил? Да я имя свое не сразу вспомнил,
когда она запела! Чудом сдержался и не ринулся на сцену и не завалил ее прямо
там, у всех на глазах.
— Сколько? — повторяю.
— Вы не понимаете, — тараторит директриса,
платком вытирая пот со лба. Чтобы отказать мне, надо иметь стальные яйца. —
Девушка против. Вы же знаете, с такими куча проблем. Она может пожаловаться…
— Жизнь научила меня тому, что нет тех, кто
не продается, — перебиваю. — Просто бывает неподходящая цена. Поэтому я спрошу
еще раз – сколько? Подумай хорошенько, прежде чем ответить.
Я не угрожаю, но и так ясно – не будет
по-моему, ей же хуже. Девушку я по-любому получу, а вот ее интернат может
накрыться медным тазом, как и вся ее жизнь.
Директриса шумно сглатывает и бормочет:
