– Но красивее всего его душа. Во всяком случае, мне так казалось. Я тайком бегала в сад на встречи с ним, много рассказывала о себе, делилась болью и тем, что в семье Лагодари меня никак не могут принять и, кажется, уже начинают жалеть о том, что меня и брата забрали. Особенно доставалось Шани – его мучили учителя… Позже, конечно, глава рода все это пресек. Но тогда…
Лагода горько усмехнулась.
– Помню, как плакала навзрыд три вехи, не переставая, узнав, что Аджая забрали домой. Он был моим единственным утешением в огромном поместье. А спустя вехиман я узнала, кто он такой… Сложно было не узнать, когда он при всех регалиях заявился навестить свою спасительницу леди Гитану… Я в обморок упала, представляете?
Последнюю фразу она едва слышно выдохнула.
Я много чего себе представляла. В том числе и то, почему глава рода выбрал очень дальнюю родню, чтобы забрать ребенка и воспитать того наследником рода. Но, как по мне, защитить он его не смог. Не уверена насчет Шани, но вот Лагоду он однозначно упустил.
– С момента публичного объявления о помолвке моя жизнь снова сделала крутой поворот. Меня забрали из поместья, отправив на обучение к родственникам правителя по линии его матери. Там помимо меня воспитывались и многие знатные леди одного со мной возраста. В том числе и дочь лорда Абтхеша, брата лорда Виардеша. С рассвета и до заката меня учили тому, как быть женой правителя. Этикет, танцы, уроки истории…
Лагода перечисляла предметы, а у меня волосы на голове шевелились. Она вообще спала при такой-то нагрузке?
– Раз в ход нас отпускали домой на целый вехиман. Он был самым чудесным, ведь я виделась с братом. И, несмотря на то, что ему приходилось меня постоянно лечить, я все равно была счастлива, потому что приезжал и Аджай.
– И вы с ним продолжали задушевные беседы, или ты перестала рассказывать о том, что с тобой происходит?
Это было не праздное любопытство. Если Лагода честно рассказывала о прессинге, который вряд ли закончился с изменением места ее проживания, то Аджаю оправдания нет. Ни за что не поверю, что он не нашел бы рычаги давления на тот или иной род, чьи дочери принимали участие в травле. Сомневаюсь, что кандидатуру будущей королевы принц не обсудил со своими родителями – действующими правителями.
– Нет, я больше не жаловалась. Скорее, выступала слушателем, просто радуясь тому, что человек, ставший мне близким, рядом. Но сейчас я понимаю, что стоило бы сказать о том, как надо мной издеваются, и как трудно приходится Шани в каждую нашу встречу. Потому что не только правитель имеет следы на своем теле, у меня тоже есть шрам, от которого не удалось избавиться, как ни старался Шани.
– Его оставили наставники?
– Нет, Ваша светлость, они в своих наказаниях настолько черту не переступали. Но меня и там никто не принял, я ни для кого не стала своей. И все считали, что я не подхожу на роль жены Аджая. Наставники наказывали часто, да, за любую, даже малейшую оплошность. Не только меня, но и других леди, пусть я и получала наказания чаще остальных. Однако они знали меру. Вот только… Наставники легко могли закрыть глаза на издевательства других учеников. Например, сделать вид, что ничего не произошло, и мне, ученице, над которой «подшутили», не требуется помощь лекаря.
– Сначала ты пыталась доказать себе, что все выдержишь, потом уже пыталась доказать остальным, что выбор Аджая не ошибка, и тебе все по плечу. Именно поэтому перестала жаловаться, верно? Вероятно, и вовсе старалась молчать о том, что происходит в твоей жизни. И твой избранник видел тебя только в отличном расположении духа, хотя смутно ощущал тревогу. Так?
