Вудвилл некоторое время молчал, явно выжидая, поскольку его господин вновь погрузился в безмолвные раздумья, затем распахнул дверь, ведущую в следующую комнату, и отступил в сторону, давая нам пройти. Я перешагнула через порог на каменный пол, и в носу у меня защипало от странных острых запахов. Это были запахи, характерные скорее для кузницы: пахло горячим металлом и чем-то острым, кислотным. Горло першило от едкого дыма. В центре комнаты возле четырех маленьких жаровен с раскаленными углями стояли четверо мужчин в кожаных фартуках; жаровни были как бы вделаны в тяжелые и широкие каменные скамьи, и над ними в бронзовых сосудах что-то кипело и булькало, точно рагу в сотейнике. Далее, за открытыми настежь дверями виднелся внутренний дворик, где какой-то обнаженный по пояс парень изо всех сил раздувал мехи горна, отчего, видимо, в этой просторной комнате и царила жара, как в духовке, когда там печется хлеб. Я вопросительно посмотрела на Вудвилла, и он ободряюще кивнул мне, словно говоря: «Не бойся!» И все же явственно ощущаемый запах серы и этот пылающий во внутреннем дворике очаг создавали ощущение, что мы приблизились к вратам ада. Я невольно попятилась, внутренне сжавшись, и мой муж, заметив, что я побледнела, рассмеялся и произнес:
– Не надо бояться, дорогая. Я же предупреждал тебя, что в моих мастерских ничего страшного не происходит. Ученые работают здесь над составами различных сложных веществ, пробуют в действии тот или другой эликсир. А во внутреннем дворике мы куем некоторые металлы и проводим над ними опыты. Как раз здесь мы и намерены превратить железо в серебро и золото, а также – проникнуть в самую основу жизни, создав эликсир бессмертия.
– Но здесь так жарко, – пожаловалась я.
– На этом огне вода как раз и преобразуется в вино, – пояснил он. – А железо – в золото. Здесь оживает даже сама земля. Здесь любое вещество способно достигнуть идеальной чистоты. Мы лишь ускоряем этот процесс; и металлы, и воды, и соки земные меняют здесь свою природу; именно такие перемены в течение многих столетий творит и сам мир в своих глубинных сосудах с помощью высочайших температур, способных моментально превратить яйцо в курицу. А мы, еще более повышая температуры, пытаемся сделать это быстрее. Здесь мы подвергаем испытаниям то, что нам уже известно; здесь наблюдаем за результатами наших опытов; здесь учимся не повторять своих ошибок. Здесь самое сердце того великого дела, которому я посвятил всю жизнь.
Тут кузнец во внутреннем дворе вытащил щипцами из огня раскаленный докрасна металлический брус и принялся его ковать.
– Только представь, что было бы, если б я мог создавать золото, – с затаенной страстью продолжал Бедфорд. – Если бы я мог настолько очистить железо, чтобы удалить из него все неблагородные примеси, выжечь их, вымыть и в итоге получить чистейшую золотую монету… Я бы нанял тогда сколько угодно солдат, я бесконечно бы усиливал оборону, я бы даже накормил весь Париж! Если бы у меня был свой Монетный двор и своя собственная золотоносная шахта, я бы уже захватил всю Францию и вечно удерживал ее во власти Англии именем моего племянника-короля!
– А это возможно?
– Да, определенно, это возможно. И не один раз уже делалось, но всегда в строжайшей тайне. Ведь все металлы имеют одну и ту же природу, все состоит из одного и того же вещества – из «первичной материи», как пишут в книгах, или из «темной материи», как называют ее маги. Это то самое вещество, из которого создан весь наш мир. И мы должны этот мир изменить, сотворить его заново. Так что мы снова и снова пытаемся очистить эту «темную материю», дабы получить ее наичистейшую, наилучшую форму. – Он помолчал, глядя на мое озадаченное лицо. – Ты знаешь, что вино делают из сока раздавленных виноградных ягод?
