В ответ на что моська стряпчего стала ещё более виноватой. Что громче всяких слов сказало ей, что да, таки именно этого они и ждали. И только ли ждали? Может ещё и надеялись?
– Вы мне так и не ответили, – напомнила она. – Кто такой Рей?
После этого вопроса на стряпчего стало откровенно жалко смотреть.
– Вы его совсем не помните? – риторически поинтересовался он. По крайней мере, именно так восприняла этот вопрос Виктория. И потому не стала отвечать.
– Не помните, значит, – сделал явно безрадостный для себя вывод её собеседник.
Лишнее и говорить, что и на это замечание тоже она не снизошла с ответом. Если не считать ответом то, что, скрестив руки на груди, она упрямо задрала подбородок и многозначительно оперлась на дверь купе, показывая тем самым, что она обосновалась здесь надолго и всерьёз.
Разумеется, будь Мануэль Коэрли бесцеремонным и безнравственным грубияном подобный шантаж у Виктории бы не прошёл, но он был робким и хорошо воспитанным человеком, которого мысль о том, что забаррикадировавшую его дверь девицу просто можно силой вытолкать за дверь, даже в голову не пришла. Был, конечно, еще вариант стойко и самоотверженно молчать. Но Мануэль Коэрли, к его большому сожалению, не был ни стойким, ни самоотверженным, он был мягким и деликатным человеком. Он был из тех, кто всегда уступит дорогу, лишний раз не повысит голос, избегает прямого взгляда и чей голос почти всегда звучит тихо и неуверенно. Кроме того, Мануэль Коэрли всегда терялся в обществе женщин, особенно красивых и опасных, коей, по его мнению, была дочь его клиента. В их присутствии у него всегда начинали слегка дрожать руки, слова застревали в горле, а взгляд сам собой устремлялся к подолу их платья, стенам, бумагам на столе, куда угодно лишь бы случайно не встретиться с ними взглядом. Или ещё хуже не зацепить своим взглядом грудь или губы.
Поняв, что чем быстрее он удовлетворит любопытство девушки, тем быстрее он получит свободу, пленный, наконец, заговорил.
– Он сирота. Вы и Рей выросли вместе. Ваш отец нашёл его спящим. Рей укрылся от дождя под раскидистыми ветвями виноградной лозы и уснул. Он тогда ещё совсем малыш был, если мне не изменяет память, ему тогда ещё и трёх лет, кажется, не было, – глядя в окно, сообщил он.
Возможно, кому-то другому было бы некомфортно разговаривать с затылком, но не Виктории. Пока она получала ответы на свои вопросы её все более чем устраивало.
– И как же он оказался под тем виноградником? – уточнила она. – Сбежал из сиротского приюта?
– Нет, – покачал головой мужчина, слегка повернув голову в её сторону. – На обоз его отца и матери, когда они возвращались с выручкой за проданный товар домой, в горах напали разбойники. Его отец и мать были мелкими торговцами, которые занимались тем, что скупали виноград и вино у мелких виноградарей и перепродавали его на городских рынках. Отца и мать Рея убили, а его самого, возможно, пожалели сами разбойники. А, возможно, он каким-то образом сбежал. Рей не помнит, что случилось. Помнит лишь как оказался в сильную грозу в окружении виноградных лоз и спрятался под одной из них.
– И мой отец усыновил он? – скорее констатировала, чем уточнила Виктория.
– Да, – кивнули ей. – Ваш отец усыновил его.
– И какие у меня отношения с Реем? – задала следующий вопрос Виктория. – Я случайно не из-за него ушла из дому?
Собеседник впервые с начала разговора повернулся в её сторону и даже вскользь посмотрел на неё.
